Две свалки и звероферма окружали город с трёх сторон. С четвёртой, западной, пользуясь западным переносом многовековой розой ветров, в город беспрепятственно летела вся грязь, исторгнутая выхлопными трубами столичных автомобилей и трубами теплоподстанций, смешиваясь с дыханием миллионов людей. Здоровых и больных.
Почти в центре Города находился химзавод, так же, периодически выплёскивавший в атмосферу непонятно что, соревнуясь с четырьмя ветрами, омывающими зловонный Город.
Фельдшер припарковался у подстанции и вышел из машины. Сегодня даже местные, спешащие на работу, морщились и затыкали носы от нестерпимой вони. – Плохой знак – фельдшер поёжился – значит, ночью опять начнут умирать. В основном лёгочные и онкологические.
Зайдя на подстанцию, фельдшер достал из сумки чистую форму. Та, в которой он отработал двое суток назад, уже пропиталась местным смрадом, и надевать её было противно. Приходилось каждую смену возить форму домой в наглухо завёрнутом целлофановом пакете и стирать в машинке два раза подряд отдельно от остальных вещей. После чего стиральную машину приходилось мыть. И только после обработки ей можно было пользоваться для стирки личных вещей.
Город вонял. Доступная социальная ипотека согнала в город молодые семьи с детьми. Многих – с детьми инвалидами. Значит сегодня, опять весь день кататься по детским ларингоспазмам.
Отработав в столице больше двенадцати лет, фельдшер ни разу не видел столько вызовов на ларингоспазмы, сколько за год работы в Городе.
На подстанции мало, кто не кашлял. Работа на полторы ставки изматывала, а ночной туман, вползающий в твой организм через дыхание, раздражал слизистые, вызывая надсадный кашель и слёзотечение. Фельдшера, закуривая, шутили, что в сигарете больше полезных элементов, чем в окружающей среде.
Город вонял, казалось, привлекая своим запахом наркоманов и бомжей со всей страны. Они тоже вносили посильный вклад в составлении запредельного букета ароматов, валяясь на улицах или в приёмном отделении Городской больнички.
Нет. Конечно в Городе жили о обыкновенные люди. И их было большинство. И даже кто-то из градоначальников. Толи самых смелых, толи самых ненужных Верховному руководителю. Ещё наскоками бывали другие. Но ненадолго, боясь испортить модные костюмы и здоровье. Одним всё нравилось, другие призывали потерпеть. Третьи винили во всём самих жителей и сотрудников скорой, требуя от последних сорвать с купленной самими сотрудниками формы, не понравившиеся начальникам, не то нашивки, не то наклейки. На этом посещения и заканчивались.
Город вонял. Ходили слухи о каких-то подземных ходах на свалках, которые рыли гастарбайтеры, чтобы установить гигантский факел, который начнёт сжигать тлетворный запах. Ходили слухи о таинственных газах, специально выпускаемых химзаводом, чтобы сократить продолжительность жизни горожан, экономя на невыплаченных пенсиях. Да мало ли слухов будет плодиться в головах, отравленных смрадом?
Но приезжали и комиссии. Откуда-то сверху. С территории, высшей, чем даже Верховный. И тогда запах пропадал. Казалось, даже ветра, объединившись, начинали дуть откуда-то сверху, минуя свалки и столицу. Комиссия брала образцы воздуха и уезжала, не найдя в пробах поводов для беспокойства, после чего ветра, объединявшиеся вместе против общего врага, опять рассоривались и снова начинали соперничать между собой.
Город вонял. Фельдшер купил бутылку воды и выпил её залпом. Это помогало. Вода стоила недорого. В Городе проще было купить воду, чем пить её из-под крана. Здоровье дороже. А при уровне Здравоохранения в целом, выгода была видна даже невооружённым, слезящимся от рези глазом.
***
Фельдшер заполнил бланк констатации смерти, вызвал полицию и, пожелав родственникам умершего терпения, вернулся на станцию.
Смена подходила к концу.
Ноябрь – декабрь 2017 года
Москва – Железнодорожный.