Каждый час в России 10 человек заражаются ВИЧ-инфекцией. В настоящее время наша страна занимает третье место в мире по числу новых случаев заражения после ЮАР и Нигерии. Несмотря на то, что миллионы россиян ВИЧ-положительны, лечение получают далеко не все – меньше половины.
СПИД вошел в ТОП-10 причин преждевременных смертей в России. В среднем от СПИДа умирают 87 россиян ежедневно. Две трети выявленных случаев заражения происходят через традиционный секс между мужчиной и женщиной. В числе первых по темпам распространения инфекции среди регионов – Иркутская область. Всего в Прибайкалье проживает 33,5 тысячи человек с подтвержденным диагнозом. Корреспонденты «Новой Газеты» отправились в Иркутск, чтобы узнать, как «болезнь маргиналов» осваивает новые социальные горизонты.
Лихие девяностые
Алексей Тимошков и Александр Оськин, оба бывшие героиновые наркоманы, живущие с ВИЧ, узнали о своем диагнозе еще в 1999 году. Тогда врачи сказали Алексею, что он доживет максимум до 2007 года, а Александр — до 2010 года.
В Иркутск наркотики хлынули в 90-е. В 1998 году в Иркутской области ВИЧ был выявлен всего у 32 человек. На следующий год эта цифра увеличилась до 3157. В стране тогда было 30 тысяч ВИЧ-инфицированных. Тогда основным путем распространения инфекции был парентеральный, то есть инъекционный. Наркотики можно было покупать круглосуточно, и часто доза героина набиралась в шприц на несколько человек.
В настоящее время эпидемномер Алексея — в первой сотне, у Александра он уже четырехзначный. Когда мужчины узнали о своем диагнозе, они решили не остановливаться.
«Я воспринял это как финальную отмашку, — вспоминает Алексей. — Game over, все. У тебя есть маленько времени. Это был удобный способ манипулировать родителями — я же все равно умру, дайте денег».
Алексей тогда был студентом, а Александр уже был директором двух вещевых рынков в Иркутске, жил вполне состоятельно.
«До 2006 года я играл в две руки пять раз в день, — рассказывает Александр. — Я прекрасно знаю, от кого я подцепил. Он не дал мне уколоться первым».
В Иркутске Областной центр по профилактике и борьбе со СПИДом открыли еще в 1989 году, но государство долгое время закрывало глаза на проблему ВИЧ. Зато в борьбу с ВИЧ активно включились зарубежные фонды: Американский Красный Крест, Фонд Сороса, «Врачи без границ».
Проблему в России признали только в 2006 году, когда «Большая семерка» выставила требования для вхождения в ее состав – в том числе участие в программе борьбы с ВИЧ и СПИДом. Так в стране появились лекарства для людей, живущих с ВИЧ, позволяющие снизить их вирусную нагрузку до нуля.
Алексей и Александр стали одними из первых участников реабилитационной программы для наркоманов, организованной Красным Крестом.
Алексей говорит, что никогда не встречался с «отрицательными» женщинами. Сейчас у него есть жена и две дочки, которые родились абсолютно здоровыми.
А вот Александр, которому за пятьдесят, уже 11 лет он живет с последней, терминальной, стадией ВИЧ. У него нет детей. А по закону усыновлять детей ВИЧ-положительным запрещено.
Сейчас он живет в квартире со своей восьмилетней племянницей и 80-летним дядей. Мама девочки спилась, папу не видели. «Дай бог дожить ему до ее совершеннолетия. Иначе ее у меня заберут».
Цель – помочь другим
Александр долгое время был администратором сайта для ВИЧ-положительных, выступал «равным консультантом» — поддерживал людей со статусом, имея такой же опыт. Периодически его звали в университеты читать лекции про ВИЧ, но эта практика сейчас почти сведена на нет.
«Я к Всемирному дню борьбы со СПИДом в декабре написал в фейсбуке: если вам нужно, чтобы я пришел, поговорил с вашими студентами, просто позовите. Мне никаких денег не надо. У меня в друзьях много преподавателей. Ни один не написал».
Алексей решил работать с наркоманами. В одно время он сотрудничал с Красным Крестом, а позже отпочковался от него с собственным НКО «Навигатор», который помогает наркозависимым с ВИЧ. Но скоро и этой организации не станет.
Все дело в том, что шесть лет назад в России запустили государственную политику, направленную на пресечение вмешательства иностранных организаций в жизнь страны. НКО, которым помогали иностранные фонды, начали клеймить «иностранными агентами». Так, сначала ушел основной источник финансирования и поддержки — UNAIDS (Объединенная программа ООН по ВИЧ/СПИД), за ней потянулись остальные.
На президентские гранты рассчитывать особо не приходится, так как их дают на такие цели как поддержка здорового образа жизни.
«Навигатору» осталось жить до середины текущего года. Единственная надежда — на Элтона Джона. Фонд Элтона Джона пришел с большим грантовым предложением в Россию, Восточную Европу и Центральную Азию.
По всему миру на сегодняшний день принята концепция UNAIDS борьбы с ВИЧ — «90-90-90». То есть 90% населения протестировано, 90% из тех, у кого выявлена инфекция, получают лечение, 90% из тех, кто получает лечение, имеют неопределяемую вирусную нагрузку.
«У нас — пропасть, — говорит Алексей. — Минздрав оптимистично говорит: 70% лечатся. Но это вранье. Лечатся 40% — и то это даже слишком позитивный взгляд.
Кроме того, по словам Алексея, СПИД-центр просто напросто накручивает цифры об увеличении числа протестированных на ВИЧ за счет женщин, до которых можно дотянуться через диспансерный учет, или тестируют детей, которые контактируют с ВИЧ-положительными. «Например, у меня две дочки — обе отрицательные. Их пытаются вставить в распоряжение об обязательном тестировании. Мол, ребенок находится под угрозой заражения. Какой? Как он заразится от меня? Это просто плюсик в количество общих тестирований, с которыми не надо заморачиваться».
Главное знание, которое продвигает Алексей: на сегодняшний день 75% новых случаев заражения ВИЧ в Иркутской области происходит через секс между разнополыми партнерами.
«Кто заражает этих женщин? Их заражают те мужчины, которые сами заразились в 90-е. Многие из них за 10 лет не попали в поле зрения медиков, – говорит он. – Я знаю много людей, которые тогда заразились — и забыли. Психология человека срабатывает так: отказался от наркотиков, ну ВИЧ и ВИЧ, не трет, не жмет — ну и ладно. Есть такой миф среди наркоманов: тест показывает ВИЧ, когда торчишь. Соскакиваешь — исчезает. И куда они? Все в народ, в семьи!»
Спасла Библия
Андрей посещает протестантскую церковь «Краеугольный камень» вот уже несколько лет. Он, как и многие другие воцерковившиеся, попал сюда из протестантского реабилитационного центра.
В 1994 году, в первый год после дембеля он убил человека — по пьяни. Год скрывался. В Уссурийске убил во второй раз. Но тут уже скрыться не получилось. Дали 10 лет.
Из тюрьмы Андрей поехал к маме в Усолье — и попытался начать жить снова, был 2006 год. Он нашел женщину, которую полюбил, но что-то в их любви не заладилось. А потом знакомый освободился из тюрьмы и предложил купить дозу – тот согласился. А как-то раз Андрей подрался, и его закрыли на три месяца в СИЗО. Именно тогда у него определили ВИЧ. Это было 2011 год.
В диагноз свой он не поверил – не лечился, и с туберкулезом решил не бороться. Болезни его накрыли, когда он с собутыльником отправился на заработки в тайгу.
«Мы были в кедровнике, когда у меня горлом пошла кровь. Тогда я понял, что я до сих пор ни одного дня-то и не жил. Я жил только в детстве, счастливым, рядом с мамкой до армии. В армии тоже был полноценным человеком, – вспоминает Андрей. – И Знал, что кому-то нужен, от меня что-то зависит. Сказали бы «за родину», сел бы в танк и поехал, не задумываясь. Я был частичкой чего-то. А здесь я был ветер в поле. Пришло отчаяние. Я испугался и так сильно захотел жить. Встал на колени и просто начал молиться, и попросил Бога: «Господи, не забирай, если заберешь, то хотя бы в ад не отправляй». Я тогда читал Библию маленько. Знал, что Бог есть».
Вернувшись, Андрей провел полгода в реабилитационном центре за городом, встал на учет в СПИД-центр, начал принимать терапию. Для компании он завел себе котенка.
«Тут встретил одну женщину — пожили маленько. Я еще до первого свидания ее предупредил, что я «плюс». Ну а как иначе? Я же понимаю, что наше свидание может продлиться с вечера до утра. Мы прожили два года. Я волновался — постоянно проверялись. Слава богу, она осталась чистая. Но ушла от меня. Меня до сих пор червяк точит. Видимо, влюбился в нее».
Сотрудник ФСИН
Дмитрия корреспондент «Новой» нашла в группе знакомств для ВИЧ-положительных геев в социальной сети. О своем статусе он узнал шесть лет назад, и начал получать терапию через несколько месяцев.
В настоящее время Дима работает в местах лишения свободы с конкретными рецидивистами. На работе про статус не в курсе. «Я поступил на службу, когда у меня еще не было диагноза. Когда будут продлевать контракт — придется полностью пройти обследования. И тогда меня могут уволить», – говорит он.
Проблему ВИЧ в системе ФСИН Дима знает изнутри и понимает, как никто. Из 14 000 заключенных по Иркутской области ВИЧ у 2130 человек.
За решеткой предосудительного отношения к ВИЧ-положительным нет, свой статус они в большинстве случаев и не скрывают. Но никакой поблажки Дима им не дает: говорит, многие заключенные пытаются использовать свой статус как преимущество перед остальными.
«Они говорят: «У меня статус, мне нельзя то-то и то-то». Че, санаторные условия содержания нужны тебе тут? Понятно, некоторые со статусом с рождения. Но ты человек в первую очередь. Веди себя как человек. Говорят: меня плохо содержат. Но проблема-то не в этом: как ты сюда попал шестой-то раз уже? Ты со своим турбоВИЧем сиди спокойно на свободе и получай терапию!»
Работе статус и ориентация Дмитрия не мешают — он говорит, что нет времени обсуждать это с коллегами, хотя многие, предполагает, догадываются. Семья часто задает 38-летнему Диме вопросы про жену и продолжение рода, «говорю: мне и так хорошо. Моя семья не знает ни про статус, ни про ориентацию. Они не поймут — будет шок, травма. Пусть живут в своем мире. Я нашел свою систему комфорта и в ней живу».
«Нас бояться не надо»
Клуб «Микс» в Иркутске — единственный ЛГБТ-клуб. Согласно критериям ВОЗ и UNAIDS, мужчины, практикующие однополый секс, входят в группу риска по заражению ВИЧ.
По данным Фонда Открытого института здоровья, средняя пораженность ВИЧ-инфекцией среди геев в России составляет 18%. Но на государственном уровне профилактическая работа с ними не ведется. Кому-то приходится брать это в свои руки: в Иркутске это Евгений Глебов и Стас Федякин. Благодаря им, в клубе можно пройти анонимное тестирование на ВИЧ. Кроме того, они пытаются наладить контакт со СПИД-центром.
«Если я гей, у меня обязательно должен быть ВИЧ — такая установка. Одна знакомая врач мне говорила: «Это геев бог наказывает. Смотри, и тебя накажет!» Терапевт на моем участке в лицо мне говорила, что инфекция «из-за вас пошла». Но врачей не нужно винить, с ними нужно сотрудничать, – говорит Женя. — Мы попросили СПИД-центр организовать нам лекцию венеролога, — рассказывает Женя. — Она как узнала, сказала: «Я не собираюсь заднеприводным проводить тренинг».
Год назад на площадке клуба «Микс» Женя организовал показ фильма «Позитив» — документальной истории про людей, живущих с ВИЧ. Тогда на показ пришли и сотрудники СПИД-центра. «Они увидели, что мы не все положительные, что нас бояться не надо».
Правда, после показа в «Микс» через неделю приехала группа захвата. Всех посетителей прижали к стенке, выборочно начали проверять на наркотики.
«А не скажешь, что кололась»
Ирина узнала о том, что ВИЧ-инфицирована во время беременности. Муж тут же от нее отвернулся. Когда ребенок родился, она выгнала его из дома – говорит, не изменяла, и откуда болезнь – не знает.
«Откуда? — разводит руками. — Говорят, что ВИЧ — болезнь наркоманов и проституток, а я кто? Медицинский путь передачи ВИЧ всегда замалчивается. Хотя у нас в больницах в Иркутске есть несколько случаев заражения ВИЧ, доказанных через суд», – говорит она.
Принять свой статус Ире было сложно и в СПИД-центре появляться тоже. «Едешь туда — на остановке выходишь, на тебя только пальцем не тыкают, всем понятно, куда ты идешь. Приходишь к гинекологу, она узнает про твой статус и говорит: «Ой, а не скажешь, что кололась!»
О диагнозе Иры знают все ее близкие, но она боится открыть лицо — в основном из-за ребенка. Боится, что сына начнут травить.
«Я сильно выросла финансово благодаря диагнозу. Понимаешь, что жизнь конечна, времени писать черновик нет. Сейчас я снова в мире бизнеса, могу позволить заниматься, чем хочу. В Иркутске я легенда, – говорит она. – Я знаю мальчиков, обычных наркоманов, у них сейчас успешный бизнес, машина за полтора миллиона. А потом я встречаю соседа своего, у которого диагноза нет и он работает за 12 тысяч охранником. Ну какого тебе пинка надо дать, чтобы ты начал работать?»
Ирина считает, что найти человека с диагнозом проще, чем без. «У меня сестра развелась, зарегистрировалась на сайте знакомств: там одни придурки или женатые. Я говорю: «А ты зайди на наш, вот где одни красавцы». У наших пацанов ценность семьи выше».
Остановить «дарителя»
Полину заразил ВИЧ бывший мужчина. С К. она познакомилась в интернете. Роман развивался стремительно: оба очень хотели семью. К. перевез ее вещи к себе в квартиру. Он жил вместе с трехлетним сыном.
«Когда К. предложил не использовать презерватив, мол, ты же сама говорила, что хочешь детей, я подумала: «Что я, правда, как ханжа. Приехала с вещами и выделываюсь еще». В общем, я сдалась», – рассказывает Полина.
Через две недели у нее подскочила температура, появилась слабость. Возлюбленный заявил: «Уезжай к себе, а то заразишь ребенка». Полина вернулась к себе домой, откуда вскоре попала в больницу. Где ей и сказали про диагноз — ВИЧ. Как выяснилось, К. намеренно заразил ее ВИЧ — и не только ее.
«Мы познакомились случайно с его одноклассником. Я говорю: «Что можешь об этом человеке сказать?» Он удивился так: «А че, он еще жив? Он же наркоманом в школе был». Он со школы употреблял героин. Так по цепочке я начала узнавать про его бывших, также заразившихся от него», – вспоминает она.
Она решила подать на бывшего в суд. Говорит, человека надо остановить. В УК РФ есть 122 статья: «Заражение ВИЧ-инфекцией». Срок наказания по ней — до пяти лет. «Мне следователь говорит: «Свидетелей, что у вас была интимная связь, нет. Ты сейчас-то чего хочешь? Иди пивка попей, расслабься».
При этом существуют тесты, которые могут показать срок заражения и даже идентифицировать «дарителя». Давность приобретения ВИЧ у Полины к тому моменту, когда все вскрылось, была меньше девяти месяцев. Другое исследование — секвенирование — показало, что биологические образцы Полины и К. кластеризуются вместе. Что доказывает их взаимосвязь. Следствие выяснило, что на учете в СПИД-центре К. состоял с 1999 года.
«Я хочу, чтобы его посадили, — говорит Полина. — Но я ходила на консультацию в прокуратуру. Надо мной женщина-прокурор посмеялась: ишь, чего захотела, у нас за убийство полтора года условно дают, а ему — так пальчиком просто погрозят».
Статус с рождения
Аня – обычная девочка-подросток, ей восемнадцать. История Аниной мамы такая же, как у большей части иркутских «положительных» женщин – в середине девяностых влюбилась в наркомана. Аниной мамы нет уже 10 лет, а девочка родилась с ВИЧ. Таких, как она, в Иркутской области 747 человек. Тех, кому до 19 лет, 113 человек.
До шестнадцати лет она ничего не знала о своем диагнозе. Бабушка, которая ее, воспитывала, просто всю жизнь давала ей какие-то таблетки. А когда в 2016 году погиб отчим Ани, бабушка поняла, что больше не может держать в тайне от девочки то, что с ней происходит.
Никакой злобы у Ани к этому миру нет — она открыта и свободна. Сейчас она учится в техникуме, специальном — для инвалидов. Она слабослышащая, «но у других бывает и похлеще».
Недавно специалист из СПИД-центра читала в Анином техникуме лекцию про ВИЧ. Аня намекнула на всю группу, что это относится и к ней.
«Меня мальчик, у которого тоже статус, спросил: ты что, хочешь на всю ивановскую озвучить? Я думаю: имею право — хочу и расскажу! А он испугался, что меня будут гнобить. Я статус не воспринимаю как помеху. Он для меня какая-то призма, через которую я вижу будущее. Не было бы его, я бы расслабилась и не боролась. Статус — мотор жизни, мотивация. Все же классно — я пью таблетки, у меня есть к ним доступ», – говорит Аня.
ВИЧ-диссидентство
В Иркутском областном центре по борьбе со СПИДом Василий Бучинский работает пресс-секретарем уже четыре года. «В конце 2014 года набираешь в «Яндексе» «ВИЧ Иркутск», вся первая страница — «ВИЧ-выдумка». Где-то в середине второй начинается разнообразие: «Иркутск умирает от СПИДа». И все, больше никакой информации».
Начав работу с местными СМИ, Бучинский убедился, что журналисты не реагируют на пресс-релизы с ситуацией распространения ВИЧ в регионе.
«У нас в городе очень много СМИ, которые едва сводят концы с концами, для них рекламные контракты — манна небесная. Они такими новостями боялись распугать рекламодателя. Думаю: да у вас 1,5% вашей потенциальной аудитории заражены. Больше людей, чем весь тираж вашей газеты! Я выпускал пресс-релиз — через полчаса у меня раздавался звонок от представителей власти: «Еще раз такое напишешь, устрою тебе веселую жизнь».
Василий говорит, что в Иркутске ВИЧ-статус у каждого пятидесятого. Главврач СПИД-центра Юлия Плотникова отмечает, что раньше ВИЧ был болезнью маргиналов, но все принципиально поменялось. Молодежь понимает, что надо предохраняться, но сетует на дороговизну презервативов, говорят: «Нам это недоступно».
При этом, она считает, что стигма в медицинском сообществе и ВИЧ-диссидентство фактически зародились в Иркутской области. Именно в Иркутске живет патологоанатом Владимир Агеев — идеолог отрицания существования ВИЧ. Он говорит, что вскрывал и исследовал умерших наркоманов, большинство из которых состояли на учете в Иркутском СПИД-центре как ВИЧ-инфицированные, «и все они умерли не от какого-то СПИДа, а от вполне реальных болезней — сепсиса, гепатитов, туберкулеза». ВИЧ он называет «чудовищной медицинской мистификацией». Агеев и сегодня работает в Медицинском университете в Иркутске.
«Я всю жизнь преподаю в медуниверситете, — говорит Плотникова. — И ко мне на курс по инфекционным болезням студенты приходили после его курса патанатомии. Первый вопрос на тему по ВИЧ: «А он есть-то на самом деле?» То есть они уже приходят с отрицанием!»
Ответственность за распространение взглядов ВИЧ-диссидентства в России до сих пор не предусмотрена.
В 2018 году Минздрав увеличил бюджет на лекарства для ВИЧ-положительных до 21,6 млрд рублей. Этих денег хватит только на обеспечение 260 тысяч пациентов. При этом только на учете в Иркутском СПИД-центре состоит почти 26 тысяч человек.
В Госдуму внесен законопроект о «мерах воздействия на недружественные действия США и иных иностранных государств». Неясно, чем он обернется для людей, живущих с ВИЧ.
Средний возраст смерти ВИЧ-позитивного человека в России — 38 лет.
Как сообщалось ранее, Минздрав России продолжает имитировать борьбу с ВИЧ-инфекцией в стране. Подробнее читайте: Российские чиновники продолжают имитировать борьбу с ВИЧ
