• Medrussia:
“Врачи, как деревья, умирают стоя”

Я много раз перечитывал в Интернете статью Кэна Мюррея «Как умирают врачи», но не разделяю мнение автора, утверждающего, что «столкнувшись со смертельным недугом, многие доктора, хорошо зная ограниченные возможности современный медицины, предпочитают отказаться от героических усилий по поддержанию своей жизни».

Да, врачи тоже люди и у них, как и у других людей, отношение к смерти также разное: кто-то, осознав неизбежное, опускает руки и покорно ждёт неотвратимого конца, другой – борется за каждый лишний час, день, год своей жизни, используя все доступные средства. Но я не делал бы таких скоропалительных выводов о «многих врачах», владея на месте автора скудной, а потому статистически недостоверной информацией и достаточно ограниченным числом наблюдений.
В своей статье доктор Мюррей приводит конкретный пример своего учителя, который обнаружив у себя образование в животе, оказавшееся раком поджелудочной железы, «выписался домой, закрыл свою практику» и «отказался от химиотерапии, от облучения, от оперативного лечения». На основании этого и других примеров автор заключает, что умирающие врачи «гораздо меньше пользуются услугами медицины» и «предпочитают уйти из жизни без сопротивления», так как «знают возможности и слабости медицины». Заканчивается эта пессимистическая статья словами о том, что доктора «почти все хотят умереть мирно дома», «без ненужных героическо-бесполезных медицинских процедур», зная, что «умирать придётся в одиночестве, умирать придётся в страданиях». Вследствие этого, многие врачи «носят специальные медальоны со словами «не реанимировать» или делают аналогичные татуировки.

Откровенно говоря, эта статья произвела на меня ошеломляющее и удручающее впечатление, но, вместе с тем, посеяла семена сомнения в правдивости слов автора. Много раз на «Скорой помощи» я приезжал к больным врачам, коллегам, бывшим сотрудникам мединститута, доцентам и профессорам, своим учителям. Да, они знали о неизлечимости своего заболевания и надвигающемся трагическом конце их жизненного пути, но никто из них, подчёркиваю – НИКТО – не лил слёзы горести и печали, не паниковал, не взывал к Всевышнему словами: «Господи, помоги!» и уж никак не проклинал нашу систему здравоохранения, винил кого-то в своих бедах и несчастьях или, как доктор Мюррей, подсчитывал экономический эффект страховых компаний. По мере своих сил они боролись за свою жизнь, нередко сами себе назначая те или иные лекарственные препараты, методы обследования или курсы лечения.

Живой легендой нашего мединститута восьмидесятых годов прошлого века, стала врач рентгенолог-радиолог N, которая диагностировала у себя злокачественное новообразование молочной железы. В соответствии с тогдашними стандартами, она индивидуально для себя рассчитала дозу облучения до- и после операции, и проводила его достаточно длительное время. Мало того. Через несколько лет она обнаружила у себя образование в грудном отделе позвоночника и послала снимки в Москву, в институт Герцена под чужой фамилией. Когда пришло заключение о метастазе, N, особо не распространяясь, вновь рассчитала персональную дозу облучения и, таким образом, лечила саму себя до последнего вздоха. Все эти факты вскрылись только после её смерти.

Чтобы не быть малословным, приведу ещё один пример. Моему отцу, доктору медицинских наук, в декабре прошлого года исполнилось восемьдесят восемь лет, шестьдесят пять из которых он посвятил хирургии. И только с января нынешнего года он вышел на заслуженный отдых, а до этого работал в отделении абдоминальной хирургии – консультировал больных, читал лекции, вёл практические занятия со студентами.

Последние десять лет отец болен онкологическим заболеванием, по поводу которого перенёс одиннадцать (!) оперативных вмешательств непосредственно там же, на работе. На третий-четвёртый день после каждой операции он, едва придя в себя и встав на ноги, переодевшись в палате в хирургический костюм и надев белый халат, прямиком направлялся в своё отделение и принимался за работу. Надо отдать должное сотрудникам кафедры госпитальной хирургии и абдоминального отделения, что никто из них не задавал отцу никаких глупых вопросов, вроде – «как вы себя чувствуете после операции по поводу …», а все они делали вид, что ничего особенного не произошло, и отец отсутствовал на работе по другим обстоятельствам. Тут же они просили его посмотреть тяжёлого больного или принять участие в обходе отделения.
После манифестации заболевания, отец категорически отверг наши предложения переехать к нам в дом и другие, связанные с бытом, и продолжает жить один в старой «хрущёвке» (моя мама и старший брат умерли несколько лет назад). Сам стирает, гладит, готовит, убирает. Единственное, что он нам с супругой и сыном разрешил – это сделать ремонт в квартире. А так – всё сам.

Возможно, кто-нибудь возразит мне тем, что и у него есть такие близкие родственники и ничего особенного в том, что я излагаю – нет. Вполне допускаю. Но. Врач, «солдат хирургии» (так называет себя отец) всё знает о своём заболевании и держит руку на пульсе (динамике) процесса. За эти долгие годы он не опустил руки, не сломался и не сдался на волю случая. Сам сдаёт ежемесячно кучу анализов, проходит УЗИ, МРТ и пр., а затем говорит: «Пора. Эта тварь опять выползла из своей норы» и идёт ложиться под нож. Всё это время он получает также патогенетическую терапию, принимая ежедневно горсть препаратов как от основной патологии, так и от других интеркуррентных заболеваний.

Недавно отец попросил меня сходить с ним во внеочередной раз на кладбище, где в нашей фамильной могиле похоронены его родители и мой старший брат. Рассказал, как следует осуществить процесс захоронения, в какой костюм одеть его после смерти, показал эскиз могильной плиты. На все мои возражения о нежелании всё это слушать он сказал: «Я знаю, что умираю. Силы постепенно покидают меня. Я, конечно, ещё поборюсь с «костлявой», пока будут силы, но мои ресурсы не безграничны. Сделай так, как я тебя прошу. Это и будет моей последней просьбой тебе». Эта фраза была произнесена спокойно, не на каких-то минорных тонах и без единой слезинки, словно речь шла о обычном, бытовом, ординарном явлении, а не о завершении жизненного пути.

…Все знают о клинической и биологической смерти. От коллег я слышал и также считаю, что существуют определённые маркеры смерти, когда ей предшествуют душевная тоска, исповедь и причащение, эйфория у тяжёлых хирургических больных, терминальная стадия у онкологических пациентов, старческая деменция, внезапное желание больного покинуть реанимацию и вернуться домой. Кроме того, некоторые доктора, в зависимости от предшествующих событий, описывают разные виды смерти – торжественную и чинную, избавительницу, возмездие и др.

За долгие годы работы врачом я тоже познал много разных смертей – быстрых и медленных, молчаливых и кричащих, ожидаемых и внезапных. Я воочию видел угасание Жизни и торжество Смерти. Иногда последняя приходила незадолго до кончины и тихо-тихо хоронилась где-нибудь в сторонке. Вдругорядь она появлялась так. Вначале веяло леденящим душу холодом и ощущалось присутствие чего-то необъяснимого, постороннего и немного жутковатого. Потом, бренча костяшками, появлялась и сама Госпожа Смерть – эффектно, как профессиональная актриса – из стены или пола комнаты, через закрытую дверь машины «Скорой помощи» или спускалась откуда-то сверху. Она никогда не мешала, просто сидела и ждала своего часа, печально вздыхая и с пониманием кивая чёрным капюшоном в ответ на реанимационные мероприятия. На улице Смерть всегда находилась впереди беснующейся толпы, орущей: «Где катаетесь, сволочи, тут человек умирает!» и по мере ухудшения прогноза продвигалась к нам всё ближе и ближе… И когда угасала Жизнь и душа белесой пеленой поднималась кверху, наступал её звёздный час! Эти танцы Смерти мне никогда не забыть – она извивалась, как змея; изрыгала звериные рыки и стучала всеми двумястами костями-кастаньетами, как рота барабанщиков…

В памяти навсегда остались люди – заслуживающие уважения, – которые уходили в мир иной спокойно, с достоинством, сохраняя человеческое лицо до последних секунд жизни. Мне кажется, так и должен умирать настоящий боец, настоящий солдат медицины, настоящий врач.

Автор: врач, писатель Владислав Маврин, “Доктор на работе”.
Loading...
Медицинская Россия
Искренне и без цензуры