С праздником, лепилы!
“Осужденные всегда поздравляют с 23 февраля, Новым годом, женщин — с 8 марта, да со всеми праздниками. И с нашим профессиональным, конечно”, — рассказал начальник филиала туберкулезной больницы №1 ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН России Алексей Афанасьев.
“Но мы ничего не можем позволить себе от них принять. Это нигде не прописано, но мы сами понимаем, что дистанцию определенную надо держать. Я ничего не возьму от осужденного”, — добавила врач-невролог здравпункта филиала туберкулезной больницы №1 ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН России Оксана Колотушкина.
“Мы не только люди в белых халатах, мы носим погоны. Соблюдаем правила и этику медицинскую, и у нас есть правила поведения сотрудника ФСИН”, — пояснила заместитель начальника ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН России врач Наталья Кошокина.
По ее словам, эта дистанция соблюдалась во все времена, и ее нельзя ни сокращать, ни удлинять. “Удлинишь дистанцию — уйдешь от профессии, от человека. Сократишь — нарушишь границу, на которой и строится уважение. Вот в этом, пожалуй, помимо ежедневного прохода через контрольно-пропускной пункт, основное отличие от врачей на воле”, — добавила Кошокина.
В тюремном жаргоне врача называют «лепила», однако обычно заключенные не позволяют себе называть так медработника в лицо и обращаются к нему по отчеству.
“Меня называют Алексеич. С тех пор, как пришел сюда, так и называют”, — врач-терапевт (с более чем 50-летним стажем) здравпункта филиала туберкулезной больницы №1 ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН России Роберт Алексеевич Опарин.
Не пионерский лагерь
На первый взгляд, коридоры больницы в колонии ничем не отличаются от медучреждений на воле — тот же запах чистоты и лекарств, та же каталка для транспортировки лежачих больных. Но решетки, частота которых усиливается в зависимости от опасности преступника, на дверях палат нивелируют все сходства. В процедурных кабинетах тоже решетки — отсекающие, со специальными отверстиями для проведения инъекций внутривенно и внутримышечно, а во время процедур рядом дежурит инспектор.
“Да, здесь не пионерский лагерь. Это точно, — отметила Кошокина. — Да, не все у нас могут работать. Многие врачи отказываются сюда идти, потому что не могут себе представить, что нужно осматривать, трогать человека, совершившего преступление, “а вдруг он что-то со мной сделает”. Этот страх нужно уметь преодолеть. Помогает уверенность в своей безопасности. Потому что мы сами ее соблюдаем”.
Женщинам без сопровождения запрещено передвигаться по коридорам больницы и колонии. Даже в случае экстренной ситуации, они обязаны дождаться инспектора или врача-мужчину. Если медсестре нужно пройти из процедурной до поста, она сделает это только тогда, когда осужденные, пришедшие на уколы, уйдут из коридора, чтобы не провоцировать потенциально опасную ситуацию.
В арестантской среде выражение какого-то негатива, отрицательных действий в отношении медицинских работников не приветствуется. Потому что единственные люди в местах лишения свободы, кто может спасти им жизнь. Человек, допустивший такое отношение, будет перед своими бледно выглядеть, рассказывает врач.
Каждый врач – психолог
“Они все психологи. Даже при первичном осмотре доктором осужденный сразу оценивает ситуацию, что можно позволить себе, чего нельзя. Те, для кого новый срок — привычное дело, уже прошли разные СИЗО, разные колонии, общались во время отсидки с разными людьми, многому научились, в том числе и азам психологии”, — пояснил Афанасьев.
Врач добавил, что если в больнице появился новый медработник, то его ждёт «проверка по полной программе. Когда доктор только приходит на новое место работы, ему устраивают “смотрины”. К нему осужденные массово начинают ходить на прием, часто с надуманными жалобами, чтобы “прощупать” человека. И это паломничество будет продолжаться, пока осужденные не сформируют полное представление об этом враче.
Распознать симулянта
В тюрьме заключённые применяют все свои знания и актёрские способности, чтобы получить заветный больничный.
“Вот заходит больной. И по тому, как он заходит, ты уже начинаешь собирать информацию. Смотрим, как он себя ведет, как разговаривает, на что жалуется… Четкое знание клиники заболевания всегда выручает. Когда идет расхождение описания симптомов осужденным — одна жалоба противоречит другой, уже закрадываются сомнения. То есть он где-то услышал, прочитал и при описании путается. Уже на этом этапе врач может заподозрить симуляцию”, — рассказала Врач-невролог здравпункта Филиала туберкулезной больницы №1 ФКУЗ МСЧ-33 ФСИН России Оксана Колотушкина.
Начальник больницы Алексей Афанасьев признаётся, что некоторых симулянтов распознать сразу не удаётся, не все себя сразу выдают.
Некоторые же идут на более радикальные меры и сами причиняют себе вред, чтобы попасть на больничную койку. Глотают любые металлические предметы, которые могут им попасться.
“Но есть и затейники. Например, приклеят ложку к спине и идут делать снимок, наивно полагая, что доктор не поймет, находится ли эта ложка в пищеводе или все-таки на спине”, — сообщила Кошокина.
Еще одна категория больных, с которой приходится сталкиваться, это те, кто больны тяжелыми заболеваниями и отказываются от лечения. Причина проста — им выгодно иметь тяжелую форму инвалидности, потому что пока они сидят, им выплачивают пособие по инвалидности.
Врач – единственное спасение
Есть на зоне место и врачебным подвигам. Некоторые выживают только благодаря врачам этой больницы. “У нас был осужденный, которого прозвали за худобу Освенцимом. Он весил килограммов 35 при росте примерно 185 сантиметров. Принесли его на носилках… Срок наказания ему дали небольшой — полтора или два месяца. Его сфотографировали, как только он поступил в ИК-3 и перед выходом. Это были два разных человека. Он ходить начал”, — рассказал Опарин.
Но помимо таких полукомичных случаев, в практике каждого из врачей в погонах найдутся случаи реального спасения или продления жизни. Порой им приходится сталкиваться с такими редкими заболеваниями, которые лечат не в каждом регионе.
“Болезнь Ормонда. Заболевание тяжелое, приводит к нарушениям всей мочевыделительной системы, переходит в хроническую почечную недостаточность, которая потребует потом проведения гемодиализа. Мы пытались выяснить, кто у нас это лечит. Получили ответ: тот, кто выявил. Заболевание находится на стыке разных отраслей медицины. В итоге подняли литературу, выработали тактику. Два года уже больного лечим. Есть положительная динамика — вторую почку спасли. Мы вышли на такой уровень, что затормозили болезнь”, — поделился успехами Афанасьев.
По его словам, осужденному с болезнью Ормонда до освобождения еще далеко, а значит, он еще поживет, потому что, как показывает практика, на воле эти люди совершенно не занимаются своим здоровьем. Бывшие заключенные, уточнила Колотушкина, просто не готовы обходить узких специалистов, к которым, чтобы попасть на прием, требуется направление терапевтов и сдача целого набора анализов. И список уникальных диагнозов, поставленных в этом закрытом медучреждении, можно продолжить.
Сейчас в больнице 379 мест — терапевтическое, хирургическое, психиатрическое отделения и три туберкулезных, которые подразделяются по профилям в зависимости от тяжести заболевания. Здесь и свои лаборатории, и диагностическое оборудование. Также в составе больницы здравпункт, который обеспечивает медицинскую помощь осужденным ИК-3.
Быть человеком
Никто из этих людей с детства не мечтал о работе с заключенными. Каждого из них судьба привела в медучреждение уголовно-исполнительной системы непростыми дорогами.
Но они выбрали медицину и остались в профессии, продолжают лечить и дарить надежду. Последний вопрос уже на выходе о том, какие качества необходимы, чтобы работать врачом в уголовно-исполнительной системе. Первым без раздумий ответил Опарин. “Быть человеком”, — спокойным глубоким тоном сказал Роберт Алексеевич.
“Точнее и не скажешь: “Быть человеком”, — закивала Кошокина, — ты врач, ты взял на себя обязательства помогать людям. Без разницы, где и кому ты будешь помогать. Ребенку, осужденному, солдату, пенсионеру, инвалиду — без разницы, кто перед тобой. Здесь просто надо быть человеком”.
Как сообщалось ранее, врача тюремной больницы им. Гааза в Санкт-Петербурге анестезиолога-реаниматолога Сергея Сушева обвиняют в смерти пациента. Подробнее читайте: «Мы все ходим под 109 статьей»: тюремного врача из Санкт-Петербурга обвиняют в смерти заключённого.