Юрист Забайкальского правозащитного центра и проекта «Зона права» Анастасия Коптеева специализируется на делах в сфере здравоохранения. Она рассказала, что в последнее время их стало очень много, поэтому экспертные организации уже «захлебываются от такого потока». А в тех регионах России, где работают медюристы, инициируется все больше судебных разбирательств по медицинским ошибкам. «За последние пять лет я не припоминаю ни одного проигранного мной дела. Это все благодаря четким разъяснениям Верховного суда», – отметила Коптеева, добавив, что не преследует цели расквитаться с каким-то врачом.  При этом она считает, что Минздрав чаще всего не готов признавать ошибки медиков и в 90%  случаев встаёт на их защиту. 

Подробнее – в материале «7×7».

— Как вы начали заниматься судебной практикой по медицинским делам?

— В 2009 году я готовила доклад о нарушении прав граждан в сфере здравоохранения, в основном на примере Забайкальского края. По этому докладу я увидела, что за 2009 год пошли первые врачебные дела — раньше их было мало в целом по стране. Они проходили всегда очень тяжело, разбирательства длились годами — пять лет и больше. Мы с партнером ощупью, потихоньку начинали прощупывать эту ятрогенную тематику и понимать, как можно эффективно рассматривать такие дела в судах.

— Какой была эта сфера, когда вы ей заинтересовались?

— По статистике 2009 года, суды редко вставали на сторону пострадавших пациентов. Иск пациента удовлетворялся только при наличии причинно-следственной связи между действиями медиков и наступившими последствиями. Например, в виде гибели пациента или причинении ему вреда. Так продолжалось очень много лет, именно по этой причине мы проигрывали много дел — потому что судам и экспертам редко удавалось установить причинно-следственную связь.

Львиную долю составляют дела, по которым устанавливается много дефектов, но причинно-следственной связи нет. Например, это онкологические дела, когда пациенты приходят в суд с тем, что по вине медиков им вовремя не диагностировали онкологическое заболевание, когда было необходимо оперативное лечение, а промедление не позволило вовремя его начать.

— Как изменилась судебно-применительная практика к этому моменту?

— С тех пор ситуация преломилась и распространяется, как покрывало, на все регионы. Эт связано с тем, что Верховный суд России вынес около десяти знаковых определений. Из них следует, что отсутствие причинно-следственной связи между действиями медиков и наступившими последствиями не является основанием для полного отказа в исковых требованиях. По федеральному закону «О защите прав потребителей» пациент приравнивается к потребителю. Верховный суд пояснил, что пациент во всех случаях оказания ему услуг в любых учреждениях — государственных или коммерческих — вправе рассчитывать на качественную медицинскую помощь в соответствии с утвержденными стандартами, протоколами и клиническими рекомендациями. За последние пять лет я не припоминаю ни одного проигранного мной дела. Это все благодаря четким разъяснениям Верховного суда.

— Что происходит с числом медицинских дел?

— Пресс-релизы Следственного комитета, касающиеся статистики по ятрогенным преступлениям, и экспертные организации говорят о том, что за последние пару-тройку лет эти дела существенно «взлетели». Их стало настолько много, что экспертные организации уже захлебываются от такого потока. Это происходит по разным причинам, в том числе потому, что граждане стали понимать, что они вправе потребовать компенсацию за некачественную помощь. Когда в суды приходят защитники со стороны врачей и говорят «как вы смеете, вы опорочили светлое имя врача, это же белый халат, к нему нельзя прикасаться, это святое» — это все пафос. Суды это давно не воспринимают.

В тех регионах России, где работают медицинские юристы, все больше инициируется судебных разбирательств по медицинским ошибкам. А чем их больше разбирается в судах, тем больше собирается ценной практики, судебные решения становятся все более прогрессивными.

— Какие нарушения прав пациентов наиболее распространены в российских клиниках?

— Отказ в госпитализации, проведение медицинских манипуляций без согласия пациента на медицинское вмешательство, неадекватное и неполное лабораторное, диагностическое и инструментальное обследования, ошибочные диагнозы, которые автоматически влекут за собой назначение неправильной медикаментозной терапии. Еще, конечно, неполное и неправильное оформление медицинской документации, формальный подход к описанию жалоб и симптомов болезни больного.

— О каких нарушениях чаще всего замалчивает врачебное руководство?

— В 99% случаях руководство вообще не признает предъявленные претензии со стороны пациентов. Замалчивают зачастую информацию о проблемах с алкоголем у врачей, о привлечении медиков ранее к уголовной либо дисциплинарной ответственности по ятрогенным делам.

— К вам за помощью обращаются сотрудники медучреждений?

— Обращаются и сотрудники, но чаще — пациенты. Несмотря на то, что статистика по ятрогенным преступлениям стремительно пошла вверх, нужно понимать, что большинство из этих дел прекращаются из-за отсутствия состава или события преступления, некоторые — из-за срока давности. Да, таких дел много, но в большинстве случаев врачи невиновны. Поэтому, когда ко мне поступает обращение, я провожу очень жесткий критический анализ: стараюсь понять, была ли тут вина врача и стоит ли нам вообще заходить в это судебное или уголовное разбирательство.

Тяжело слушать, что я посягнула на врачей и как я смею, как я могу… Я всегда говорила, что не преследую цели расквитаться с каким-то врачом. Зачем мне это нужно? Я также живу в этой стране, обращаюсь за медпомощью как любой россиянин. И с большим уважением отношусь к медицинской корпорации, к этому цеху. Но как юрист я понимаю, что есть и противоположенная сторона — пациент, у которого тоже есть права.

— Как к вам могут обратиться жители регионов, где нет юристов, специализирующихся на медицинской тематике?

— Для этого мы запустили проект «Врачебная тайна» по защите пострадавших от оказания некачественной медпомощи. Чтобы у людей была возможность обратиться за помощью, получить консультацию юриста.

— Как действовать пациенту, если он понимает, что его права нарушили?

— Есть четкий алгоритм, который должен знать каждый из нас. Если вы обратились за медпомощью, получили ее, но остались недовольны, потому что у вас начались какие-то проблемы после некачественного лечения, либо вы не достигли положительного результата в лечении, либо умер ваш родственник, первое, что вы должны сделать, — подготовить поток жалоб и обращений. Во-первых, в Росздравнадзор. По обращению пациента он проводит внеплановые проверки в больницах, требует всю документацию на тех медиков, на которых жалуется пациент, включая информацию, есть ли у них лицензия, все ли у них в порядке с документами об образовании. Известны примеры, когда [в медучреждениях] работают нелицензированные врачи или врачи-самозванцы. Это особенно касается сферы косметологии и стоматологии.

Более того, Росздравнадзор привлекает специалистов по заболеванию пациента и выносит заключение по качеству предоставленной медицинской помощи, оформляет акт, в котором описывает дефекты, обнаруженные по результатам внеплановой проверки.

Параллельно с Росздравнадзором пациент должен обратиться в Министерство здравоохранения.

Чаще всего Минздрав не готов признавать ошибки медиков. Моя практика показывает, что в 90% случаев ведомство встает на защиту медперсонала.

Но вам стоит туда обратиться, чтобы знать официальную позицию властей по вашему вопросу и наперед выстраивать свою тактику. Да, вы можете не согласиться с ответом, но вы будете знать, что вам предстоит оспаривать в суде, и какие нужно подготовить документы, чтобы разбить эти доводы.

Затем нужно обратиться в страховую компанию, которая практически всегда встает на сторону пациента. Нужно позвонить или направить письменное обращение в страховую компанию и попросить провести проверку. По результатам страховая компания накладывает штрафы на медицинскую организацию, и потом этот факт может стать аргументом в суде.

Эти три этапа пациент может пройти сам. В этом случае не всегда нужно обращаться к юристу или адвокату и нести финансовые затраты. Если вы владеете элементарными навыками работы на компьютере, напишите жалобу сами. Полученные ответы надо прикрепить и отправить нам, мы будем смотреть и понимать, какую тактику дальше избрать.

— А если проблема коснулась медика?

— Сотруднику клиники нужно описать, что произошло и в какой период. Нужна конкретика. Например, если дело касается выплат, то нужно указать, за какой период не доплатили, чем [руководство] мотивирует [решение], желательно запросить, на основании какого приказа было вынесено определение о сумме выплат или отказа в них. Что касается «ковидных» выплат — это тоже глубокий пласт проблем.

— Можете привести примеры успешных дел?

— Забайкальский краевой суд на днях вынес решение по иску супругов Шемелиных. Это дело 17-летней давности. В иске говорилось, что мама вступила в роды в ГУЗ «Улетовская ЦРБ», роды прошли с нарушениями. У женщины была родовая слабость, ей необходимо было сделать кесарево, а ее вместо этого простимулировали окситоцином — когда матка под действием окситоцина начинает активно выталкивать плод из утробы матери, в это время ребенок серьезно страдает от гипоксии, ему не хватает кислорода. В итоге родился больной малыш. Суд первой инстанции присудил матери 1,5 млн руб., мы с этим не согласились. Была причинно-следственная связь, эксперты установили виновность врачей. В том числе, что ребенок стал инвалидом, и никакой прогрессии у него в здоровье не будет. Мы подали апелляционную жалобу, и суд увеличил сумму компенсации с 1,5 до 4,5 млн руб.

Я вспоминаю первые свои дела на протяжении десяти лет. Их результатом были компенсации в 5-100 тыс. руб. — это суммы, которые сейчас звучат несерьезно и смешно, но с этого все начиналось.

— К вам обращаются люди, которые находятся в местах заключения. Есть ли положительные прецеденты там?

— Там тоже есть уникальные случаи. У меня в производстве находится дело Михаила Баранова — молодого парня, который сидит за убийство. Его долгое время терроризировал односельчанин. Баранов не выдержал, пришел на поселковую дискотеку и выстрелил в него из ружья. Потом вернулся и пытался совершить самоубийство, но остался жив. В результате этой попытки он остался без глаза, без носа, у него как таковой нет челюсти, просто такая маленькая щелка и обезображенное лицо. Он не может дышать и есть. Через суд добились, чтобы ему измельчали питание в блендере, и он мог есть жидкую пищу через трубочку.

Также мы доказали, что осужденные наравне со свободными гражданами по закону имеют право на высокотехнологичную медицинскую помощь, — чтобы ему провели пластику лица по медицинским показаниям. Институт челюстно-лицевой хирургии в Москве согласился провести Баранову высокотехнологичную дорогостоящую операцию за счет федеральных целевых средств.