18 июня прошлого года близ детского туристического лагеря на Сямозере в Карелии случилась трагедия: лодки и плоты с юными туристами перевернулись, 14 школьников погибли. Один из них пытался дозвониться до спасателей по номеру «112».
Система экстренных вызовов в республике предлагает абоненту сделать выбор, с какой из служб соединиться, то есть в чрезвычайной ситуации дополнительно нажать еще несколько кнопок. Если выбор не сделан, вызов автоматически передается в единую диспетчерскую службу района. Часто роль такой службы играет станция скорой помощи при ЦРБ. Случайно или нет, сигнал поступил в службу скорой помощи Суоярвского района, хотя Сямозеро находится в соседнем. Автоматика определила Суоярвскую ЦРБ как ближайшую к месту происшествия, но расстояние до нее – почти 100 км. Звонок приняла Ирина Щербакова, но, сочтя ложным вызовом, прервала разговор и не передала сообщение в МЧС.
В ходе суда представители Следственного комитета заявили, что, если бы не действия фельдшера, спасательная операция началась бы на 18 часов раньше: в радиусе 100 км находилось подразделение спасателей. На самом деле счет шел на минуты – и ни одна из служб не смогла бы добраться до озера. Воздушный флот республиканского МЧС на момент происшествия состоял из нескольких дронов воздушной разведки.
Руководство лагеря за все эти часы спасателей не вызвало, хотя на озере разыгрался шторм. Но на фельдшера Щербакову следствие завело отдельное дело.
Поскольку точка в процессе не поставлена, многие вопросы остаются открытыми. Кто должен был принимать сообщения по номеру «112» – МЧС, диспетчер «скорой» или фельдшер выездной бригады? Должна ли была фельдшер работать с такими вызовами и почему ее уполномочило на это руководство учреждения?
В марте 2017 года при посещении новым главой Карелии республиканского МЧС сообщалось: «Первый этап создания системы “112” в регионе выполнен: развернута базовая инфраструктура, подготовлены специалисты… Однако для ввода системы в эксплуатацию необходимы дополнительные деньги. Система “112” должна начать функционировать с 2018 года». До сих пор полноценно она работает только в Петрозаводске. Это подтвердил порталу Medvestnik.ru и Минздрав Карелии: «На территории республики служба “112” не функционирует в предполагаемом объеме». И тут же добавил, что ее создание «в сферу полномочий министерства… не входит».
Когда в России может быть реально выстроено взаимодействие экстренных служб? Главный врач Станции скорой медицинской помощи и медицины катастроф Башкирии Марат Зиганшин в быстром прогрессе сомневается: «Правительством страны поставлена сложнейшая задача: завершить интеграцию экстренных служб в едином организационном пространстве через номер “112” к 2018 году. Недавно мы провели независимое анкетирование в субъектах РФ, картина очень пестрая: есть регионы, где уже несколько лет система работает в реальном режиме, а в некоторых работы только начались. Отработанной и готовой для тиражирования по всей стране модели нет. Думаю, что на создание работающей в реальном режиме системы уйдет еще не один год. Что касается взаимодействия систем “112” и “03”… четкого разграничения сфер ответственности и обязанности двух служб пока нет».
Заведующий кафедрой скорой медицинской помощи Первого Санкт-Петербургского медуниверситета Ильдар Миннуллин также считает, что пока во взаимодействии служб много проблем. «В рамках профессионального сообщества специалистов скорой медицинской помощи с марта по июнь работает группа, созданная специально для решения этих вопросов. По предварительным данным, около 70% звонков на номер “112” связаны с экстренными ситуациями в здравоохранении. Сейчас отрабатывается практика передачи этих звонков в службу “03”, а если будут звонки, не связанные с ней, то возможна и обратная передача. Вот вам один пример функционирования этой службы: года три назад на мужчину в Татарстане напали двое, он начал звонить на “112”, спасаясь от них на машине; была погоня, диспетчер начал выяснять паспортные данные. В конце концов звонившего догнали и убили. Другой пример: летом на Киевском шоссе в Ленинградской области произошло ДТП, свидетели сразу позвонили по “112”, звонок передали на “03” – через 10 минут приехала машина скорой помощи».
В ходе судебного процесса выяснилось, что на фельдшеров Суоярвской ЦРБ были возложены и прием вызовов, и выезды к пациентам. Но подписи сотрудников об инструктаже и ознакомлении с работой по номеру «112» датированы уже июлем 2016 года. До ЧП не подписывала таких инструкций и Ирина Щербакова.
«Она избрана «стрелочником» в этом процессе, – уверена председатель республиканской организации профсоюза работников здравоохранения Ирина Смирнова. – В ее должностные обязанности не входили вопросы связи с МЧС. Этим должны были заниматься диспетчеры по обслуживанию вызовов, но их в свое время сократили. Фельдшер должен ездить на вызовы, но им, а также санитаркам вменили в обязанность сидеть в свободное время на телефоне. Никакого инструктажа не проводилось. Теперь должность диспетчеров ввели опять».
Главный внештатный специалист по скорой медицинской помощи карельского Минздрава Наталья Седлецкая сообщила: «В Суоярвской ЦРБ в дневное время вызовы принимает фельдшер по приему вызовов и передаче их выездным бригадам, в остальное время – фельдшер выездной бригады. Причина – дефицит кадров». Вызов с Сямозера поступил вскоре после трех часов дня, значит, сотрудников не хватает и в эти часы. Обеспеченность врачами скорой помощи в Карелии – 61,3%, средним медперсоналом –74,8%.
Ирина Смирнова признает: «Оптимизация, сокращения кадров, замена санитаров уборщицами, увеличение нагрузки – все это, естественно, сказывается на качестве медицинской помощи. Но в Суоярви фельдшеров не заставляли совмещать обязанности – они все хотят работать сверх ставки, потому что зарплаты небольшие».
Карелия – бедный регион; здесь медик из райцентра не имеет возможности подработки в частной клинике. Неудивительно, что даже после сямозерского случая, несмотря на все нервное напряжение, сотрудники не стали увольняться из больницы – некуда. В соседних ЦРБ уровень зарплаты примерно тот же.
Осенью прошлого года карельские медики митинговали, требуя изменить ситуацию. И ссылались на положение в Питкяранте, районном центре на берегу Ладоги, где оклад медсестры составлял 6900 рублей, а кредиторская задолженность местной больницы – 20 млн. Профсоюз сообщал о случаях, когда администрации больниц предлагали сотрудникам пересмотреть коллективные договоры и сократить стимулирующие выплаты.
Представители Следкома утверждали: «На изъятой следователями аудиозаписи отчетливо слышно, как испуганным голосом на фоне криков других детей ребенок просил о помощи: “Помогите, мы в Карелии, спасите нас, пожалуйста, мы в озере тонем”». А на суде выяснилось, что записанный разговор вовсе не был отчетливым из-за неважного качества связи. «Слово “озеро” почему-то услышал только следователь, после чего оно красной нитью прошло в материалах дела», – отмечал карельский журналист, присутствовавший на процессе.
«При фиксации звонка о чрезвычайной ситуации фельдшер должна была проинформировать оперативные службы 01 (МЧС), 02 (УМВД), Территориальный центр медицины катастроф, – убеждена Наталья Седлецкая. – Вся беда в том, что при регулярности поступления ложных вызовов фельдшер не восприняла данный звонок как реальную ЧС. Вероятно, ее ввели в заблуждение несколько обстоятельств: детские голоса и посторонний шум, на фоне которых звучало: “Мы в Карелии. Мы тонем”. Это сейчас мы знаем, что в Карелии, значит, на Сямозере, “мы” – это группа детей из лагеря, шум – плеск волн и ветер и т.д. Основная ошибка фельдшера в том, что она не продлила разговор и не попыталась выяснить все эти вопросы. Ложные вызовы от детей и подростков поступают еженедельно. Но, как правило, все выясняется при разговоре, дети начинают смеяться, сами кладут трубку».
За 2016 год в Суоярвскую больницу поступили 54 ложных вызова. В Петрозаводске их зафиксировано более 550. Коллеги Ирины Щербаковой в ходе суда говорили о попытках учреждения воздействовать на хулиганов через полицию, но постоянная загрузка не позволяет полицейским реагировать на каждый такой вызов.
Даже в большом учреждении у диспетчера не хватает времени проверить все данные и отсеять звонки с недостоверной информацией, а фельдшер в районной больнице обычно лишен такой возможности. И не знает, что звонивший набирал «112»: определитель номера (если он есть) отображает только номер абонента, но не линию, через которую идет сигнал. «В связи с этим возможности оценить и проверить каждый звонок фельдшеры в районных ЛПУ, – подтверждает карельский Минздрав. – Кроме того, имеют место случаи переадресации на учреждение мобильных вызовов от пациентов, находящихся в иных муниципальных районах (городских округах) Республики Карелия».
По словам Ильдара Миннуллина, методы отсева ложных вызовов существуют. «Для каждой станции медицинской помощи есть опросники, алгоритмы, перечень поводов к вызовам. И функция диспетчера —понять иногда по сбивчивым, чрезмерно эмоциональным фразам нужно ли посылать бригаду. Это трудная задача, и как правило, на должности диспетчеров назначают специалистов, имеющих многолетний опыт работы в системе скорой помощи. По данным городской станции скорой медицинской помощи Санкт-Петербурга, около 30% вызовов – ложные. Один вызов стоит около 1500 рублей. Можно представить, сколько денег уходит в никуда и сколько людей из-за ложного вызова не получают своевременную помощь», – говорит эксперт, добавляя, что петербургский процент ложных вызовов характерен для всей страны.
Является ли опытным и компетентным сотрудником Ирина Щербакова? Судя по предъявленной суду характеристике, да: грамотный, ответственный, высокопрофессиональный и тактичный с пациентами специалист; пользуется уважением в коллективе и имеет многочисленные благодарственные письма.
«Даже если бы она разобралась с этим вызовом, наши службы туда не доехали бы, – уверена Ирина Смирнова. – Проблема не в ней, а в организации летнего отдыха в этом лагере. Насколько мне известно, день приезда новой смены накладывался на нахождение предыдущей. Поэтому детей отправляли во всевозможные походы. Фельдшера из Суоярви просто сделали крайней».
Но вот итог судебных прений: Ирина Щербакова приговорена к трем годам лишения свободы в колонии-поселении с отсрочкой исполнения приговора до достижения ее дочерью 14-летнего возраста, т.е. на три года. Суоярвская ЦРБ должна будет заплатить по 300 тысяч рублей в пользу 13 потерпевших, а в пользу еще одного – 100 тысяч.
Неофициально прокурор Суоярвского района Олег Болгов говорил журналистам, что реальный срок Ирине Щербаковой не грозит. Но родители погибших детей обжаловали приговор, потребовав ужесточить наказание фельдшеру и увеличить размер взысканного с больницы морального вреда. Выплаты могут оказаться разорительными для медучреждения.
Тем временем директор и начальник лагеря «Парк-отель “Сямозеро”» Елена Решетова и Вадим Виноградов ожидают суда под стражей. В Карелии новый министр здравоохранения, но это связано скорее со сменой губернатора и недовольством показателями республиканской медицины. Следственный комитет завел уголовное дело на сотрудников Департамента труда и социальной защиты населения Москвы, которые заключали договоры об отдыхе столичных детей в злополучном лагере. Одна из политических партий доказывала, что между департаментом и турфирмой произошел коррупционный сговор, но чиновникам вменяют в вину «халатность» – ту же статью, по которой осуждена Ирина Щербакова.
За месяцы, прошедшие со времени гибели детей, принят закон о детском отдыхе и подготовлен еще один. А система взаимодействия экстренных служб остается лоскутным одеялом и полем для освоения бюджетных средств.
Система связи не отработана, инструкции отсутствуют, кадров недостаточно, вертолетов нет! Но всегда найдется фельдшер из маленькой больницы, который принимал вызов и ошибся.
Автор: Василий Когаловский, medvestnik.ru
Как сообщалось ранее, в Суоярвский районный суд Карелии поступило несколько жалоб на приговор в отношении Ирины Щербаковой, которая не отреагировала на звонок тонувших на Сямозере детей. Подробнее читайте: «Мало денег»: родители погибших детей на Сямозеро требуют пересмотреть иски.