«Да, мы привязываем к кровати больных!»
Бывает то ничего-ничего, то все сразу. Уверена, многие и в любой сфере деятельности с этим сталкивались: когда нет покупателей, например, а потом они заходят толпой, нет звонков от рекламодателей, а потом их сразу несколько. В больнице то же самое.
Только разница в том, что если пациенты тяжелые и их сразу несколько, этому событию обрадоваться невозможно. А там, где есть место тяжелым пациентам, найдутся и родственники, у которых свой взгляд на происходящее. Одно из таких дежурств в очередной раз вынудило меня задуматься: «А туда ли я иду…» и заставило написать этот текст.
«Да, мы привязываем к кровати больных!»
Утро воскресенья начиналось как обычно: смена с 8 утра, первым делом нужно отнести биксы (стерилизационный барабан с мединструментами и перевязочными материалами) в ЦСО (центрально стерилизационное отделение), вымыть процедурный кабинет. Дальше по распорядку мытье палат и выполнение назначений: пациентов нужно сопровождать, а кого и транспортировать на каталках до диагностических кабинетов; относить анализы в лабораторию. При этом постоянно поступают новые больные, которым так же требуется внимание. Хирургическое отделение – это непрерывное движение.
Люди лежат в палатах, и тех, кто идет на поправку, слышно сразу – они смеются, разговаривают, помогают другим пациентам, если что – зовут медсестру или санитарку. Есть послеоперационные больные, которым необходим особый уход. И счастье, когда рядом с ними оказываются любящие родственники. Они не бросают своих родных, как только им выделили место в палате, не ссылаются на занятость или что-то еще. Если того требует ситуация, они оставляют свои номера телефонов, просят позвонить, если что случится, и самые первые приходят с утра. В некоторых случаях нанимают сиделку, которая обязана находиться у кровати больного круглосуточно. Хотя однажды сиделка сделала точно так же – оставила нам номер своего телефона, а сама ушла. Больная скончалась той же ночью. Я чувствовала, что это должно случиться, бабушке было далеко за 90, и в очередной раз заглядывая к ней, застала в предсмертной агонии. Реанимационные мероприятия результата не принесли. Сиделка бы ее не спасла, конечно, но вопрос – почему она ушла, остается открытым. Мы же на работе лишних вопросов не задаем.
Но вернемся в воскресный день. Все шло своим чередом, пока ко мне не обратился мужчина. Он был явно взволнован и раздражен, заявил, что к его бабушке никто не подходит уже несколько дней. Я очень удивилась. Обходы врачей совершаются два раза в день, они заходят в каждую палату. Медсестры выполняют назначения (уколы, капельницы, клизмы). Санитарки постоянно шныряют то тут, то там, и фактически не могут не обратить внимания на бабушку, так или иначе убираясь в ее палате. Тем не менее, мужчина утверждал, что такого не было, бабушка ночью раскрылась, ей было холодно, никто не укрыл, подгузник не менял, не кормил, много чего говорил. Я же обратила внимание на то, что кровать, на которой лежала бабушка, была сдвинута с соседней. То есть, получается, бабушка лежала на двуспальной кровати.
Такое делается ради безопасности пациента – если он во сне ведет себя слишком активно, а свободные кровати в наличии. Если нет – то используются мягкие вязки, то есть средства фиксации. Да, мы привязываем к кровати больных! Говоря простым русским языком. И этот момент изо дня в день вызывает священный ужас у всех, кто не знаком с работой неврологического, психиатрического, хирургического отделения, не говоря уже о реанимации.
Видя зафиксированного на кровати родственника, о чем часто люди думают в первую очередь? Правильно – о том, что мы не хотим работать, и привязываем пациентов, чтобы идти пить чай. Вероятно, я бы думала так же, если бы уже два года не проработала в отделении экстренной хирургии.
Поэтому специально пишу для всех, кто не в курсе: специфика состояния некоторых больных требует их фиксации. Почитайте Иштвана Харди – о психологии работы с хирургическими и другими больными. Любое медицинское вмешательство может спровоцировать вспышку психоза, то есть неконтролируемое психомоторное возбуждение вкупе со временным нарушением сознания. В этом состоянии больной агрессивен и представляет опасность для самого себя. Пациенты норовят уйти домой (причем через окно), выдергивают катетеры, расчесывают больные места, оказывают сопротивление при попытке сделать ему укол или просто покормить.
Люди, это не шутки. Больница – не курорт. Если пациент зафиксирован, значит, на то есть объективная необходимость. Ни врач, ни медсестра, ни санитарка не могут сидеть у кровати больного круглосуточно и наблюдать его одного. Любое отделение в среднем рассчитано на 70 человек. Палата – на 6. Санитарок – две. Иногда к нам подходят другие пациенты и просят сделать что-нибудь, потому что они устали ловить больного по палате. Но решение о фиксации принимает врач, а не больные или санитарки. Помните: есть состояния, при которых фиксация жизненно необходима.
«В больнице и у стен есть уши»
Вернемся, к бабушке, к которой, по словам родственников, никто не подходит. Бабушка, что называется, «божий одуванчик». Милая, ухоженная, слегка за 80. Есть глухота, но если склониться над ухом, то можно докричаться. Я пообещала взволнованному мужчине, что мы будем оказывать ей пристальное внимание. Он просидел с ней где-то полчаса и ушел. Ничто не предвещало беды.
Наступило время обеда, и мы с другой санитаркой пошли ее кормить. Пациентка, что называется, «лежачая», поэтому я ее поддерживала, Лариса кормила с ложки. На обед был молочный суп, бабушка сказала, что ест его в первый раз, никогда такого не ела. Мы посмеялись. Далее были гигиенические процедуры, после чего мы спокойно отправились по своим делам. Кровати оставались сдвоенными. Каждый раз, проходя мимо палаты, мы заглядывали туда. Бабушка вертелась, что есть сил, сбрасывала с себя одеяло, мы поправляли и укладывали, как надо. В это же время поступали другие больные – с кишечной непроходимостью, аппендицитом. Им требовалась помощь. А бабушке же требовалось исключительно внимание. Через некоторое время она принялась кричать из палаты, что к ней никто не подходит. А когда я принесла ей ужин, сказала, что ее никто не кормит, и наша овсяная каша – «г…но».
Дальше начался день сурка с постоянным укладыванием бабушки в постель. Она так и норовила сползти с кровати. И теперь внимание – фиксация ей была противопоказана в связи с травмами. Но психотическая реакция развиваться бурно: бабушка материлась, говорила, что мы не умеем работать, все будем уволены и так далее. Другие пациенты, на глазах у которых все это происходило, жалели нас, а не бабушку. И обмолвились словом:
– Вчера другая санитарка так же весь день с ней промучилась. И гладила по руке, успокаивала, «милая бабулечка» говорила. А она все за свое.
– Как так? А нам сказали, что никто к ней не подходил.
– Да вы что! Только к ней и подходили!
Понимаете, о чем я говорю? Не о том, какой у нас тяжелый моральный и физический труд, и мы не знали, куда шли, а о том, что НЕ ВСЕ СЛОВА больного можно принимать на веру. Поэтому если вы считаете, что вашему родственнику не оказывается должное внимание, у вас всегда есть возможность это проверить – просто поинтересуйтесь у других пациентов. В больнице и у стен есть уши.
«Здесь даже корень слова – боль»
Я не буду описывать все подробности того дежурства, ибо многие из них не стоит слышать неподготовленному человеку. Когда в человеческом организме появляется дисфункция, это тяжело не только для него самого, но и для окружающих. Слава тем родственникам, которые терпеливо ждут выздоровления любимого человека. Но, тем не менее, не стоит приходить навещать больного всей семьей, включая детей. В то дежурство так и произошло.
Пациент был доставлен в палату после аппендэктомии. Мужчина. Взволнованные родственники пришли его обнять и поддержать. А это мужская палата, представьте: кто в трусах, кто с дренажами, зондом, некоторые пациенты могут сходить в туалет только лежа – вставать им нельзя… И посреди этого всего – маленькая девочка лет семи. Плачет навзрыд. Мать стоит поодаль – ей тоже невыносимо больно на все это смотреть. Мы пытаемся выпроводить их из отделения, к счастью, отец тоже начинает понимать, что это не место для детей и слабонервных. Уводит их.
Люди, больница – это не курорт. Здесь даже корень слова – «боль». Не все радостно лежат на койках, улыбаются и ждут выписки. Это не сериал «Интерны», где каждый день доктора и пациенты смешно и весело резвятся. Если у вас слабые нервы – не надо ставить на себе эксперименты! Просто позвоните родственнику по телефону. Подождите, когда ему станет лучше, и он сам к вам спустится в фойе. Или будьте готовы к тому, что вы здесь можете увидеть.
Это больные под капельницами на каталках, которых бегом везут в реанимацию, больные в крови и с ранами разного масштаба, гематомами на лице. Пациенты, лишенные конечностей, люди в инвалидных креслах. Тела, накрытые простынями, которые уходят в последний путь. Пациенты на вязках, в психозе, и те, кто ходит под себя. Это жизнь в крайних ее проявлениях. И безграничных. Здесь есть место всему: и смеху, и слезам, счастью и несчастью. Страхам и избавлениям от них.
В ту же ночь ко мне навстречу кинулась пациентка из женской палаты:
– Идите быстрее к нам, там женщина в крови! Она, наверное, уже все! – тряслась в ужасе она.
Я подошла, и в свете ночного фонаря предстала жуткая картина: лужа крови под кроватью, некогда белоснежная постель в обширных пятнах бурого цвета и обездвиженная женщина на ней. Но мне не понадобилось даже включать свет, чтобы понять – женщина просто во сне задела венозный катетер, вот и результат. Тихо разбудила ее, поменяли постель, вытерли пол и все в порядке.
В другой палате хуже: больная упала мне прямо на руки, у нее открылось острое кровотечение. Другая санитарка побежала за медсестрами и врачами, быстро организовали каталку, и все в крови мы мчались по больничным коридорам в отделение реанимации. Это те случаи, когда счет идет на секунды. А в палате продолжает буянить бабушка, к которой «никто не подходит»…
В такие минуты ждешь только одного – скорее бы наступил рассвет и пришел новый день. Не все дни такие, как это дежурство. Не все пациенты такие, как эта бабушка. Было приятно, когда с утра мы отчитывались старшей медсестре о прошедших сутках, и две женщины подошли и сказали: «Если она будет говорить, что все плохие – не верьте, мы свидетели».
Некоторые люди думают, что лучше сразу позвонить в Минздрав или бравировать своими связями, тогда отношение к пациенту будет лучше. Позвольте спросить, насколько оно может быть лучше, когда другой пациент умирает у тебя на руках? Допустим, тот, у которого связей нет. Доктора всем помогают одинаково в силу своей компетенции. Медсестры одинаково делают укол. В больнице, как в бане, все равны.
Поэтому если вы хотите помочь своему родственнику – просто будьте с ним рядом. Не паникуйте. Если у вас претензии к младшему и среднему медперсоналу – решайте их со старшей медсестрой отделения. Если к лечению – с лечащим врачом или заведующим. А если вы думаете, что все медики – заодно и покрывают друг друга, спросите у других пациентов, что да как. В больнице всегда найдутся люди, которые готовы помочь. Я это знаю точно.
Автор: Виктория Фёдорова, журналист, 6-я горбольница (Саратов)
