В 2016 г. Россия оказалась на дне главных мировых рейтингов здравоохранения. И вряд ли тут стоит искать происки западных партнёров.
За каких-то пять лет погром медицины, цинично именуемый «оптимизацией», отбросил доступность помощи в отдельных районах на уровень XIX века. Москвич или петербуржец пока может и не замечать процесса в своём городе. Но в столицах ярче заметно, что «оптимизация» является не только следствием бюджетной экономии – деньги перераспределяются внутри системы. И далеко не в пользу врачей и пациентов.
На своём месте вВ прошлом году британский медицинский журнал The Lancet публиковал рейтинг стран по уровню здоровья населения. Россия оказалась на 116-м месте среди 188 стран. Выше нас оказались все бывшие советские республики, включая Таджикистан и Кыргызстан, разместившиеся на 99‑м и 113-м местах соответственно.
В международном рейтинге эффективности систем здравоохранения Bloomberg Россия и вовсе попала на последнее 55-е место. Минздрав ответил, что в рейтинге Bloomberg использованы устаревшие данные, а продолжительность жизни в России выросла с 2014 г. на 1,7 года и достигла 72 лет. А в том же рейтинге Lancet мы на 4-м месте по ожидаемой продолжительности жизни. Правда, исследование Lancet проводилось по соответствию 17 глобальным целям и 169 задачам в области здравоохранения, сформулированных ООН.
1,8 тысячи учёных сравнивали страны по 33 показателям и они наверняка учли такие «достижения» российского здравоохранения, как рост смертности в российских больницах в 2014–2015 гг. на 24 тыс. человек. Примерно столько же россиян погибает ежегодно в ДТП по всей стране, и ради сокращения этого показателя содержат полчища ГИБДД, ужесточают правила, придумывают новые штрафы, строят дорогие дороги. А тут всего за год такой же прирост в больницах. Фонд «Здоровье» главную причину называет прямо: сокращение числа больничных коек. 519 тыс. россиян не вернулись домой из больниц в 2015 г., хотя число госпитализированных сократилось на 817 тыс. человек.
Никто ведь в здравом уме не поверит, что россияне вдруг резко поздоровели и перестали обращаться к врачам. Просто до помощи теперь не добраться: за один только 2015 г. была ликвидирована 41 тыс. коек, а 2013–2014 гг. – около 60 тысяч. Людей с инфарктами и инсультами чаще доставляют слишком поздно, когда помочь уже ничем нельзя. При этом, умершие по дороге, в больничную статистику не попадают.
Вопиющий случай зарегистрирован летом 2016 г. в Свердловской области, когда женщина из Верхотурья вынуждена была вести своего полугодовалого сына с пороком сердца к врачу в Екатеринбург на обычном рейсовом автобусе. В 8-тысячном городе для ребёнка не нашлось «скорой», и младенец по пути скончался.
Интересно, хоть один местный чиновник пожаловался, что ему не доехать до работы из-за отсутствия служебного транспорта? Глава Счётной палаты Татьяна Голикова в мае 2016 г. довела до сведения депутатов Госдумы: из 130 тыс. сельских населённых пунктов только в 45 тыс. можно получить хоть какую-то медицинскую помощь. И ладно бы мы сегодня восстанавливались после тяжёлой войны или получили нынешнюю ситуацию от разорительных 1990-х. Наоборот, советская система здравоохранения кое-как пережила бескормицу, а таять начала в благополучные 2010–2012 гг., когда из недр правительства вдруг вырвалась мысль, что здравоохранение должно быть рентабельным.
Переложив финансирование с федеральных плеч на региональные, власть предсказуемо получила «кавалерийскую рубку» провинциальных больниц. «Оптимизация» добилась колоссального регресса: например, комитет по здравоохранению Псковской области советует родителям детей-диабетиков идти в благотворительные фонды. Так говорят граждане, обратившиеся в 2016 г. в суды: их дети не могут получить жизненно необходимые тест-полоски, иглы и расходные материалы к инсулиновой помпе. Казалось бы, инсулинозависимых детей на всю Псковщину чуть более 50, неужели не решить пустяковый вопрос с какими-то иглами? Весь «комплект диабетика» стоит 12 тыс. рублей на одного ребёнка в месяц. Тем более в СМИ уже прозвучало имя главы областного здравоохранения Игоря Потапова, якобы негласно распорядившегося ограничить раздачу слонов в связи с «ухудшением экономической ситуации в стране и отсутствием средств в регионе». Почему же государственные мужи не решаются в этой связи отказаться от премии с прогрессивкой?
По подсчётам фонда «Здоровье», смертность на селе на 14% выше, чем в городах. Чиновники уверяют, что в провинции выше и процент стариков. Но тогда почему количество госпитализаций в 2014 г. снизилось на 32 тыс., а в 2015-м – уже десятикратно, на 312 тысяч? Старики перестали болеть? По словам президента «Обществао фармакоэкономических исследований» Павла Воробьёва, у 40% жителей деревень есть признаки катаракты или глаукомы, около половины не имеют зубов. Но ими никто не занимается, а их шансы получить в городе квоту на необходимую операцию близки к нулю – слишком сложный это процесс, требующий постоянного присутствия под рукой у распределяющего квоты чиновника. Но самое страшное: рост инфарктов и инсультов, потому что убита профилактика. Объёмы амбулаторной помощи в деревне сократились на 39 млн. посещений по сравнению с 2011 годом. В 2014 г. закрыли 642 фельдшерско-акушерских пункта, в 2015 г. – ещё 246. Хотя лекарства можно приобрести только здесь, фельдшер обычно не имеет автотранспорта, чтобы за ними ездить. Да что транспорта – у него горячей воды чаще всего нет, не говоря уж об оборудовании. Кое-где сердечный чиновник организовал визиты специалистов из райцентра на оснащённых диагностическим оборудованием автомобилях. Но это реально «кое-где». Берите выше.
Можно было предположить, что федеральные власти знают о перегибах на местах и принимают меры. Однако правительство РФ предполагает до 2019 г. втрое сократить расходы на программу по охране здоровья матери и ребёнка – с 17,5 до 6 млрдю рублей. Уже в 2017-м на снижение смертности и предотвращение передачи ВИЧ детям выделят на 2,6 млрд. руб. меньше запланированного. Программу по оказанию высокотехнологичной помощи тоже ждёт существенное сокращение: в 2016 г. её финансирование составило 154,1 млрд. руб., а в 2017 г. на эти цели запланировано только 57,6 млрд. рублей. Минздрав объясняет, что часть денег придёт из средств Фонда ОМС, но механизм пока выглядит непрозрачным.
По словам главврача НИИ им. Н.Н. Петрова Андрея Карицкого, в обязательном медицинском страховании по определению нет места научным исследованиям, дорогостоящим современным инновационным технологиям и образованию. Да и откуда возьмётся адекватное возмещение, если общие расходы на медицину в федеральном бюджете в 2017 г. рухнули на треть. Теперь у Минздрава они ниже, чем у ФСИН, на тюрьмы тратим больше, чем на больницы. А ведь до недавнего времени высокотехнологичная медицинская помощь (ВСМП) была «священной коровой» Минздрава.
Во-первых, новейшее оборудование служило хорошей рекламой министерству в СМИ, «на него» удобно приглашать первых лиц. Во-вторых, импортная на 100% техника сулила хорошие откаты, поскольку даже на томографах для рядовых больниц в 2008–2010 гг. накручивали 200–300% цены. С 2006 г. на строительство высокотехнологичных центров по госпрограмме «Здоровье» было потрачено около 50 млрд. рублей. И когда мировые рейтинги ставят Россию позади Таджикистана по эффективности управления здравоохранением, оценивается, прежде всего, готовность наших чиновников спустить в унитаз результаты этих вложений ради копеечной экономии и десятка новых танков.
Кроме того, выяснилось, что медоборудование на миллиарды рублей годами закупалось без гарантийного обслуживания. А сегодня нет денег на запчасти. Причём некоторые из них попадают в санкционные списки, а власти требуют приобретать запчасти к зарубежному оборудованию у отечественного производителя, словно это картофель или брюква.
В октябре 2016 г. глава одного из медучреждений Мурманска Олег Игнатов рассказал, что дорогостоящая техника стоит и ждёт ремонта. Приезд инженера от зарубежного производителя стоит минимум 100 тыс. рублей, причём варяг вряд ли сможет на месте отремонтировать аппарат – только «поставить диагноз». Ради кого всё это? «Оптимизация» часто создаёт проблемы больным и врачам, но даже бюджетных денег не экономит. Одним из главных «правдорубов» 2016 г. стал главврач Московской городской онкологической больницы № 62 Анатолий Махсон, у которого забрали право самостоятельно закупать медикаменты. По словам Махсона, через департамент здравоохранения на те же 590 млн. рублей закупили препаратов меньше и худшего качества. «Департамент покупает по завышенной цене. Они перекроили заявку на весь город по системе ДЛО, стоящую более 5 млрд. руб. – увеличили закупку одних препаратов и не купили другие», – резюмирует Махсон. При этом в глубинке той же страны ребёнку-диабетику говорят, что не могут приобрести ему иголки для уколов инсулина.
И, кажется, что вот-вот на это безобразие обрушится самая страшная в нашей стране кара – грозный рык президента Путина. Ведь «оптимизация» давно вышла из берегов, её нельзя оправдать никаким кризисом, поскольку обвальное сокращение вложений в медицину, образование, науку, любительский спорт закрепляет курс на деградацию нации. И не нарушения свободы слова и собраний, а эта безумная рубка корней грозит власти самыми большими недовольствами. Угроза святому – убедительный повод рыкнуть.
Автор: «Аргументы Недели », Денис ТЕРЕНТЬЕВ
Как сообщалось ранее, продолжение сокращений врачей и коек, импортозамещение в лекарственной сфере, закон о телемедицине, эпидемия ВИЧ — такие темы будоражили сферу здравоохранения в прошедшем году. Подробнее читайте: Что ждёт здравоохранение в 2017 году.
