Тот вызов я помню до сих пор: адрес на одном из бульваров славного города на стрелке далёкой, обстановку в квартире, где пришлось побывать. И эмоции. Те эмоции, которые переполняли меня тогда и оставили глубокий след на много лет вперёд. Возможно и на всю жизнь.
Помню повод к вызову, который получил по рации: мужчина двадцати пяти лет задыхается.
– Какой задых? -, подумал я. – Очередная пьянь наверное…
Прибыв на вызов, на пороге квартиры меня встретили родственники того самого молодого человека. Это были его мать и отец, как выяснилось позже. Отец был несколько сдержан, мать же была в слезах и еле сдерживалась, чтобы не зареветь вновь.
– Проходите, доктор! – тревожно молвила мать.
Сразу из коридора я вошёл в комнату, где лежал на кровати паренёк молодых лет. И первое, что бросилось в глаза, это была трахеостома и некое подобие странгуляционной борозды на шее. Для людей, не имеющих отношения к медицине, поясню, что это так называемая борозда возникает при повешении или при неудачной попытке этого действа. А ещё пациент молодых лет был в подгузнике. Это значило одно: он практически обездвижен.
– Что здесь происходит, не пойму? – подумалось тогда мне.
– Помогите, пожалуйста, доктор! Он опять… – заревела мать.
– Так тихо! Спокойно! – строго и громко сказал я. Терпеть не могу эти сопли-слюни родственников. Ничего вразумительного не скажут по делу.
Мать паренька сразу же осеклась. Как-то сразу удалось настроить на нужный лад.
– Во-первых, чем болеет, почему трахеостома? Выписки давайте из больницы, когда с чем лежал.
– Вот пожалуйста, всё приготовили, – сказала мать паренька, подавая мне эпикриз, дополняя при этом рассказом о случившемся с ним.
– Его две недели назад выписали из больницы, – продолжила мама. – Он в ДТП попал на мотоцикле. За эти две недели он уже третий раз пытался повеситься. Мы с отцом постоянно за ним следим, ночью даже, а он всё равно находит, как ему это сделать. В этот раз опять шнурок какой-то нашёл. Как он это делает – мы не знаем, – продолжала говорить женщина с уже очевидно заметным комом в горле. – Будто подаёт ему кто что ли…
– Ну, чего городить начала! – встрял отец.
– Так! Тссс! – промолвил спокойным тоном я.
Нехилая задача, судя по медицинской документации, предстояла нейрохирургам и реаниматологам. Сочетанные травмы, внутричерепная гематома больших размеров, перелом позвоночника и прочее.
– Это более, чем чудо, что он ещё жив, – перебил рассказ матери я.
– Да… Только нам сказали чуда не ждать. Когда он в реанимации на аппарате искусственной вентиляции лёгких лежал. Предлагали отключить от аппарата, но мы отказались. Сын всё-таки… – заревела в конце концов мать.
Понимая, что толку от неё уже не будет, мужчина вывел супругу в другую комнату. В этот момент я остался один на один с пациентом, пока из дальней комнаты слышался истошный женский вой и строгий мужской голос, создававший контраст эмоций.
Я присел. Глядя на этого паренька, абсолютно обездвиженного, беспомощного, потерявшего способность говорить и самостоятельно передвигаться, совсем ещё недавно наслаждавшегося жизнью, любившего скорость и красиво пожить, спросил его тихонько:
– Ну! Чего родителей мучаешь? Ты перестанешь хернёй заниматься?
Он смотрел на меня не отрывая взгляда. Его глаза наполнились влагой. Он почти плакал и как мог пытался ответить «Нет!». Даже не ответить, а прошипеть через трахеостому, пытаясь мотать головой.
Я немного отодвинулся на стуле, дыхание моё несколько сбилось.
– Боже! Он всё понимает! – подумал я, никак не ожидая, что передо мной ещё сохранившаяся личность, а не «овощ», говоря циничным медицинским языком.
Я видел в его взгляде, что он не хочет жить.
Не хочет быть обузой. Не хочет видеть и осознавать себя таким. Молодой парень, который ещё совсем недавно покорял сердца, лежит сейчас в свои двадцать пять и вынужден лишь наблюдать, как его родители убирают за ним дерьмо. И я его в тот момент понял. Он не сказал мне это словесно. Сказал взглядом, в котором читалась эта мысль. Я не верю в экстрасенсов. Но я уверен, что хотел сказать мне тот паренёк, не обладающий речевым контактом.
После недолгих процедур осмотра пациента, включая гемодинамику и прочее, я поспешил удалиться. Куда везти его такого? Да и не с чем. Но уходя, я бросил взгляд на молодого пациента. Он смотрел на меня и плакал, если это можно так назвать.
Объяснив всё, оказав некие слова поддержки родителям, которых из-за усталости оставалось совсем немного в зимнее вечернее рабочее время, уже у двери я услышал от матери фразу:
– Не заберёте его, да? – спросила она успокоившись, но всё ещё шмыгая носом.
– Куда?
– В больницу. Или…
– Не с чем. Данных за угрозу жизни сейчас нет. От Вас требуется только уход. И наблюдение.
– А что нам делать, если он опять…
– Вы взяли на себя эту ношу. Несите до конца. Ему любовь к жизни сейчас не привьёт никто.
Я тогда, наверное, что-то лишнее сказал. Спустя несколько лет я до сих пор вспоминаю взгляд матери того паренька после этих слов. Это знаете, как будто перед тобой стоял в хлам пьяный человек, но в одну секунду ставший трезвым.
– Везём куда, Макс, – спросил меня водитель, когда я вернулся в машину.
– Нет, что ты! Упаси Бог.
– А чего такое, – в недоумении спросил меня он.
– Поехали за сигаретами. Курить хочу.
И мы поехали в ближайший ларёк в ста метрах.
– Дрянь какая это курево! Будут дети курить, по губищам настучу! – думал я.
А потом стоял на улице, вдыхал это дерьмо в свои лёгкие и думал…
А парню-то и шанса не дали. За него всё решили. Отключи тогда его от аппарата, и слёз было бы меньше. Погоревали бы и смирились. Похоронили бы. Так нет ведь! Не хотят брать грех на душу. У них сначала у всех кураж некоторый идёт. Мол, вырастим, оклемается. Или просто врачей не слышат и готовы по гроб жизни дерьмо за ним убирать. Ага! Как же! Эти вон устали за пару-тройку недель. Это при том, что парень у них молчаливый. Только вот понимает всё. А ведь такие есть, что мозги вынесут родственникам после травм таких, – с каждый новой затяжкой на морозе продолжал я думать. – А я, наверное, взял бы ответственность на себя. Да нет! Точно взял бы! И сам таким быть не хочу. Раздайте всё, что цело, все органы другим. Разве это убийство? Кто может полноценно жить потом, им отдайте. А меня…
– Макс! Задрал ты курить гадость свою! Поехали, – прервал меня голос водителя.
– Поехали, – ответил я, будучи от всего увиденного несколько подавленным. Таким я не был даже после трёх суток подряд работая тогда…
Автор: Максим Александров, фельдшер скорой помощи города Нижний Новгород