Это было несколько лет назад. Тогда, будучи молодым, работал на бригаде Скорой один, без помощника. Сил хватало, чтобы работать, таская на себе всё оборудование, подрабатывать ещё на двух работах, не связанных с медициной, и гулять по ночам. Да ещё и заниматься мини-футболом, достигая там успехов.
Тот вызов я помню до сих пор: адрес на одном из бульваров славного города на стрелке далёкой, обстановку в квартире, где пришлось побывать. И эмоции. Те эмоции, которые переполняли меня тогда и оставили глубокий след на много лет вперёд. Возможно и на всю жизнь.
Помню повод к вызову, который получил по рации: мужчина двадцати пяти лет задыхается.
– Какой задых? -, подумал я. – Очередная пьянь наверное…
Прибыв на вызов, на пороге квартиры меня встретили родственники того самого молодого человека. Это были его мать и отец, как выяснилось позже. Отец был несколько сдержан, мать же была в слезах и еле сдерживалась, чтобы не зареветь вновь.
– Проходите, доктор! – тревожно молвила мать.
Сразу из коридора я вошёл в комнату, где лежал на кровати паренёк молодых лет. И первое, что бросилось в глаза, это была трахеостома и некое подобие странгуляционной борозды на шее. Для людей, не имеющих отношения к медицине, поясню, что это так называемая борозда возникает при повешении или при неудачной попытке этого действа. А ещё пациент молодых лет был в подгузнике. Это значило одно: он практически обездвижен.
– Что здесь происходит, не пойму? – подумалось тогда мне.
– Помогите, пожалуйста, доктор! Он опять… – заревела мать.
– Так тихо! Спокойно! – строго и громко сказал я. Терпеть не могу эти сопли-слюни родственников. Ничего вразумительного не скажут по делу.
Мать паренька сразу же осеклась. Как-то сразу удалось настроить на нужный лад.
– Во-первых, чем болеет, почему трахеостома? Выписки давайте из больницы, когда с чем лежал.
– Вот пожалуйста, всё приготовили, – сказала мать паренька, подавая мне эпикриз, дополняя при этом рассказом о случившемся с ним.
– Его две недели назад выписали из больницы, – продолжила мама. – Он в ДТП попал на мотоцикле. За эти две недели он уже третий раз пытался повеситься. Мы с отцом постоянно за ним следим, ночью даже, а он всё равно находит, как ему это сделать. В этот раз опять шнурок какой-то нашёл. Как он это делает – мы не знаем, – продолжала говорить женщина с уже очевидно заметным комом в горле. – Будто подаёт ему кто что ли…
– Ну, чего городить начала! – встрял отец.
– Так! Тссс! – промолвил спокойным тоном я.
Нехилая задача, судя по медицинской документации, предстояла нейрохирургам и реаниматологам. Сочетанные травмы, внутричерепная гематома больших размеров, перелом позвоночника и прочее.
– Это более, чем чудо, что он ещё жив, – перебил рассказ матери я.
– Да… Только нам сказали чуда не ждать. Когда он в реанимации на аппарате искусственной вентиляции лёгких лежал. Предлагали отключить от аппарата, но мы отказались. Сын всё-таки… – заревела в конце концов мать.
Понимая, что толку от неё уже не будет, мужчина вывел супругу в другую комнату. В этот момент я остался один на один с пациентом, пока из дальней комнаты слышался истошный женский вой и строгий мужской голос, создававший контраст эмоций.
Я присел. Глядя на этого паренька, абсолютно обездвиженного, беспомощного, потерявшего способность говорить и самостоятельно передвигаться, совсем ещё недавно наслаждавшегося жизнью, любившего скорость и красиво пожить, спросил его тихонько:
– Ну! Чего родителей мучаешь? Ты перестанешь хернёй заниматься?
Он смотрел на меня не отрывая взгляда. Его глаза наполнились влагой. Он почти плакал и как мог пытался ответить «Нет!». Даже не ответить, а прошипеть через трахеостому, пытаясь мотать головой.
Я немного отодвинулся на стуле, дыхание моё несколько сбилось.
– Боже! Он всё понимает! – подумал я, никак не ожидая, что передо мной ещё сохранившаяся личность, а не «овощ», говоря циничным медицинским языком.
Я видел в его взгляде, что он не хочет жить.
Не хочет быть обузой. Не хочет видеть и осознавать себя таким. Молодой парень, который ещё совсем недавно покорял сердца, лежит сейчас в свои двадцать пять и вынужден лишь наблюдать, как его родители убирают за ним дерьмо. И я его в тот момент понял. Он не сказал мне это словесно. Сказал взглядом, в котором читалась эта мысль. Я не верю в экстрасенсов. Но я уверен, что хотел сказать мне тот паренёк, не обладающий речевым контактом.
После недолгих процедур осмотра пациента, включая гемодинамику и прочее, я поспешил удалиться. Куда везти его такого? Да и не с чем. Но уходя, я бросил взгляд на молодого пациента. Он смотрел на меня и плакал, если это можно так назвать.
Объяснив всё, оказав некие слова поддержки родителям, которых из-за усталости оставалось совсем немного в зимнее вечернее рабочее время, уже у двери я услышал от матери фразу:
– Не заберёте его, да? – спросила она успокоившись, но всё ещё шмыгая носом.
– Куда?
– В больницу. Или…
– Не с чем. Данных за угрозу жизни сейчас нет. От Вас требуется только уход. И наблюдение.
– А что нам делать, если он опять…
– Вы взяли на себя эту ношу. Несите до конца. Ему любовь к жизни сейчас не привьёт никто.
Я тогда, наверное, что-то лишнее сказал. Спустя несколько лет я до сих пор вспоминаю взгляд матери того паренька после этих слов. Это знаете, как будто перед тобой стоял в хлам пьяный человек, но в одну секунду ставший трезвым.
– Везём куда, Макс, – спросил меня водитель, когда я вернулся в машину.
– Нет, что ты! Упаси Бог.
– А чего такое, – в недоумении спросил меня он.
– Поехали за сигаретами. Курить хочу.
И мы поехали в ближайший ларёк в ста метрах.
– Дрянь какая это курево! Будут дети курить, по губищам настучу! – думал я.
А потом стоял на улице, вдыхал это дерьмо в свои лёгкие и думал…
А парню-то и шанса не дали. За него всё решили. Отключи тогда его от аппарата, и слёз было бы меньше. Погоревали бы и смирились. Похоронили бы. Так нет ведь! Не хотят брать грех на душу. У них сначала у всех кураж некоторый идёт. Мол, вырастим, оклемается. Или просто врачей не слышат и готовы по гроб жизни дерьмо за ним убирать. Ага! Как же! Эти вон устали за пару-тройку недель. Это при том, что парень у них молчаливый. Только вот понимает всё. А ведь такие есть, что мозги вынесут родственникам после травм таких, – с каждый новой затяжкой на морозе продолжал я думать. – А я, наверное, взял бы ответственность на себя. Да нет! Точно взял бы! И сам таким быть не хочу. Раздайте всё, что цело, все органы другим. Разве это убийство? Кто может полноценно жить потом, им отдайте. А меня…
– Макс! Задрал ты курить гадость свою! Поехали, – прервал меня голос водителя.
– Поехали, – ответил я, будучи от всего увиденного несколько подавленным. Таким я не был даже после трёх суток подряд работая тогда…
Автор: Максим Александров, фельдшер скорой помощи города Нижний Новгород