Все новости по запросу: злокачественных

У Марины Касаткиной из города Иваново рак, множественные метастазы, глубокая инвалидность после перенесенных операций и сложное лечение впереди. Два года назад женщина пришла в поликлинику с жалобой на увеличенный лимфатический узел в паху. Полтора года ее направляли из кабинета в кабинет, ставили противоречивые диагнозы и даже уверяли, что она здорова. Онкозаболевание обнаружили совершенно случайно. У пациентки оказалась четвертая стадия рака. И этот случай — далеко не единичный. В России почти половина онкологических заболеваний выявляется на поздних стадиях: по данным Минздрава, в 2016 году доля таких случаев составила 45%. Это примерно 270 тыс. пациентов. Обнаружение рака на третьей-четвертой стадиях чаще всего приводит к инвалидности и резкому сокращению продолжительности жизни человека. Эксперты считают, что переломить ситуацию можно введением активного скрининга. «Женщина, вы здоровы!» 48-летняя Марина Касаткина нашла у себя сильно набухшие лимфоузлы (величиной с грецкий орех) в июле 2015 года. Она очень испугалась и побежала в поликлинику. Терапевт не стала ее осматривать, а послала по кабинетам. Марина сдала анализы, сделала флюорографию, посетила смотровой кабинет. Везде ей сказали, что она здорова. Вернулась к терапевту. — Когда врач увидела мои результаты хождения по этим кабинетам, она заключила: «Может быть, у вас царапают мочеточники. Но все-таки сходите к гинекологу», — рассказала «Известиям» Марина Касаткина. — Поскольку я работала, в женскую консультацию выбралась через месяц. Как возмущалась акушер-гинеколог, что с проблемой набухших лимфоузлов в паху прислали к ней: «А что, рядом других органов нет? Женщина, вы здоровы! Идите уже!» Это было второе лечебное учреждение, которое убедило жительницу Иваново в том, что она не больна. Но проблема не исчезала, и тогда она решила пойти в платную клинику. Там ей сделали кучу анализов, УЗИ. — Теперь я понимаю, что половину этих анализов мне можно было не сдавать. Но ведь врачам доверяешь, когда к ним обращаешься, — поделилась женщина. Назначенное в клинике лечение было расписано на два месяца и включало в себя огромное количество антибиотиков и других сильнодействующих лекарств в таблетках, уколах и капельницах. Всё это обошлось пациентке в 30 тыс. рублей. Она полностью выполнила предписания врачей. Однако лимфоузлы от этого не уменьшились. А на заключительном приеме она услышала фразу: «Наверное, для вас это вариант нормы». И получила предложение повторно пройти полное обследование. Денег на это у Марины уже не было. «А что приходила-то?» Шло время. Лимфоузлы так и не уменьшились. Следующим летом, воспользовавшись паузой при переходе с одной работы на другую, Марина решила обратиться еще в одну частную клинику. Там у нее заподозрили ВИЧ или гепатит. Женщина в слезах бросилась в ивановский Центр борьбы со СПИДом. Экспресс-анализ показал, что ВИЧ нет. Новое предположение лечащего врача звучало совсем оригинально: «Возможно, ваши лимфоузлы когда-то воспалились, а потом забыли вернуться в исходное положение». Женщина получила совет не беспокоиться и прийти через год на профосмотр. На путь к правильному диагнозу жительница Иваново вышла совершенно случайно. Она решила забрать документы из Центра борьбы со СПИДом. И там нарколог-психотерапевт, отдавая ей бумажки, спросил: «А что приходила-то?» Услышав о симптомах, поинтересовался, направлял ли ее кто-нибудь на пункцию новообразования. — И это был первый врач за 13 месяцев, который произнес слово «пункция»! — восклицает Марина. Дальше события развивались быстро. Женщина записалась к хирургу. Тот осмотрел ее и с ужасом спросил: «Сколько вы с этим ходили?» Срочно выписал направление в онкодиспансер, где Марине сделали пункцию. На следующий же день ей сообщили, что набухшие лимфоузлы — это метастазы плоскоклеточного рака. В Иваново Марина уже не могла верить никому и поехала в Москву, в институт имени Герцена. Там ее комплексно обследовали на коммерческой основе и поставили диагноз: рак четвертой стадии. Первичный очаг оказался визуальной локализации — его легко могли заметить на любом гинекологическом осмотре. — Я обследовалась в четырех лечебных учреждениях областного центра! Меня смотрели на кресле пять врачей (включая специалиста смотрового кабинета). И никто из них не обратил внимания на новообразование! А за то время, пока я бродила по кабинетам и слушала, что здорова, у меня наросли метастазы в забрюшинной зоне, — рассказала Марина. В итоге потребовалась сложная операция, лучевая, химио-, гормональная терапия. После всего этого развился сильнейший лимфостаз, другие осложнения. Сейчас у Марины первая группа инвалидности. Очередное обследование — ПЭТ КТ, на которое пришлось ехать в Санкт-Петербург, потому что в Иваново его не делают, — показало, что множественные метастазы вернулись. То есть женщине снова нужно проходить тяжелое лечение. «Таких, как я, тысячи» В Минздраве РФ «Известиям» сообщили, что в 2016 году в стране насчитывалось 3,5 млн онкобольных. При этом показатель смертности сократился на 0,4% по сравнению с предыдущим годом и составил 204,3 случая на 100 тыс. населения. Однако, несмотря на положительную динамику в целом по стране, четвертая часть онкозаболеваний всё еще диагностируется на последней стадии. И в некоторых регионах ситуация ухудшается. Такие данные приведены в докладе «Состояние онкологической помощи населению России в 2016 году» Московского научно-исследовательского онкологического института им. П.А. Герцена. В нем, в частности, говорится, что в прошлом году 20,5% злокачественных новообразований были диагностированы при наличии отдаленных метастазов. Реальный показатель запущенности еще выше (26,3%), так как следует учитывать и новообразования визуальных локализаций, диагностированные в третьей стадии. В 36 регионах показатель запущенности превышает уровень 2015 года. Неудивительно, что истории, подобные ивановской, происходят повсеместно. Например, жительница Перми Светлана Оралова полтора года жила с температурой и постоянной слабостью и безрезультатно ходила по платным и бесплатным врачам. У нее находили то гайморит, то гастрит, то вегетососудистую дистонию. Даже рекомендовали взять отпуск и отдохнуть в теплой стране. За всё это время только один врач — из поликлиники МВД — заподозрил неладное. Правильный диагноз поставили в больнице во время операции, куда ее доставили с кровотечением. Выявили четвертую стадию неоперабельной опухоли в кишечнике с гнойным свищом и метастазами в печени, матке и придатках. Москвичка Мария Карташова три с половиной месяца мучилась от сильных болей в животе. Обследовалась платно, чтобы не стоять в очередях в поликлинике. Обошла гастроэнтеролога, гинеколога, проктолога, инфекциониста. Была госпитализирована с подозрением на аппендицит. И отпущена из больницы без правильного диагноза. Ее пытались лечить от сальмонеллеза и даже от двойной матки. В конце концов девушка попала в больницу с перитонитом — у нее из брюшной полости откачали 3 л гноя. И обнаружили рак кишечника четвертой стадии. В правозащитных организациях «Движение против рака» и «Лига защитников пациентов» «Известиям» сообщили, что периодически сталкиваются с подобными жалобами. Например, 22-летнего жителя Вышнего Волочка (имя пациента организация не называет по этическим соображениям) полгода лечили в поликлинике от остеохондроза, игнорируя растущее новообразование на спине. Мужчина сам пошел к хирургу. Диагноз — четвертая стадия саркомы Юинга тазовых костей с метастазами в позвоночник. Случай уже неоперабельный, прогноз печальный. — Мы ежедневно сталкиваемся с тем, что половина пациентов, которые обращаются к нам за специализированной помощью, поступают уже в очень тяжелой форме —– на третьей и четвертой стадиях, — сказал академик РАН, директор Национального медицинского исследовательского центра онкологии им. Н.Н. Блохина Михаил Давыдов. — Таких больных сегодня — почти половина от общего числа заболевших. То есть в современной системе здравоохранения достаточное количество нерешенных проблем. И связаны они в первую очередь с разбросом в уровне квалификации специалистов первичного звена, низкой онкологической настороженностью, проблемой организации ранней диагностики и своевременного начала лечения. По словам академика, в поликлинической системе много недостатков, что приводит к затягиванию постановки диагноза (от месяца до нескольких лет). Больше половины регионов не имеют своей онкоморфологической службы, клиники пользуются услугами областных патолого-анатомических бюро, от чего страдает скорость и точность диагностики, а следовательно, запаздывает начало лечения. На днях министр здравоохранения России Вероника Скворцова рассказала в интервью «Известиям», что «там, где идет активный поиск, например, с участием гинеколога, маммографии, мазков шейки матки, мы работаем так же, как лучшие страны мира. На первой-второй стадиях рак молочной железы выявляется уже почти в 70% случаев, рак тела матки — более чем в 80% случаев. Но есть и проблемы, например выявление опухолей желудочно-кишечного тракта». Сейчас Минздрав регламентировал сроки получения гистологического подтверждения опухоли — не более 15 рабочих дней и срок госпитализации — 14 дней с момента подтверждения диагноза. Но пока что доступность и состояние онкологической помощи в различных субъектах РФ сильно разнятся. Корпоративная солидарность После первого круга терапии, в марте 2017 года, Марина записала видеоролик, в котором рассказала свою историю, и разместила его на YouTube. Она назвала его «Выйти замуж за президента» — горький опыт привел женщину к мысли, что только так можно получить качественную медпомощь. За три дня он собрал 35 тыс. просмотров. Ролик заметили и чиновники — женщину пригласил на беседу заместитель департамента здравоохранения Ивановской области Сергей Аминодов. Пообещал разобраться и постарался внушить ей мысль, что во всем виноват онкодиспансер, в котором ее впервые увидели уже на четвертой стадии. В результате получили выговоры главврачи объединений, в поликлиники которых она обращалась, и онкодиспансера. По словам Марины Касаткиной, на этом карательные меры закончились. Как пояснил председатель исполнительного комитета МОД «Движение против рака» Николай Дронов, врачи не являются должностными лицами, поэтому наказания за свои действия они, как правило, не несут. — Для доказательства вины врачей требуется проводить экспертизу. Сложность в том, что она тоже проводится врачами, и включается корпоративная солидарность. Бюро судебно-медицинских экспертиз — это организации здравоохранения того региона, где они находятся. И местный департамент сделает всё, чтобы выгородить своих. Поэтому пострадавшие от врачебных действий обычно в суды не обращаются, — сообщил Николай Дронов. В Ивановском областном онкодиспансере «Известиям» пояснили, что к 2016 году уровень ранней диагностики рака в регионе удалось довести почти до общероссийского — 53,8% (в целом по стране — 55%). Из 46% запущенных случаев большинство — это рак тех органов, которые сложны для диагностики: печени, желудка, кишечника. Но поздняя выявляемость визуальных форм рака, которые достаточно просты в диагностике, должна стремиться к нулю.— У Марины Касаткиной как раз визуальная форма рака. Врач обязан был выполнить пункцию лимфатического узла и отправить пунктат на цитологическое исследование, — сказал «Известиям» главный врач Ивановского областного онкологического диспансера Владимир Козлов. — Это делается обычным шприцем, процедура предельно простая. Ее может выполнить медик любой квалификации. Первичный очаг тоже виден при обычном гинекологическом осмотре. Почему врачи не заметили этих симптомов — для меня загадка. По словам руководителя отдела перспективного развития и международных научных связей ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Минздрава России, заместителя председателя профильной комиссии по специальности «Онкология» Минздрава России Дмитрия Борисова, «ситуация, с которой столкнулась пациентка из Иваново, сложнопроецируема на зарубежный опыт».— Наши коллеги-онкологи из других стран никогда не понимали, как может оказываться медицинская помощь за неполный тариф финансирования или как могут не выполняться существующие клинические стандарты по обследованию и лечению. Также для них остается большой загадкой наша система маршрутизации пациента с уровня первичного звена к узким специалистам. Говоря о сравнении процессов ранней диагностики рака у нас и за рубежом, нужно в первую очередь оценить систему организации инфраструктуры и финансирования медицинской помощи. Не вдаваясь в большие подробности, можно привести очень простой пример из нашей повседневной жизни: прием врача общей практики в системе ОМС тарифицируется в размере 115 рублей, а в системе ДМС оплачивается по коммерческим тарифам клиники, которые составляют от 2 до 5 тыс. рублей, — объясняет Дмитрий Борисов. — То же самое можно говорить и при сравнении зарубежной системы финансирования и нашей. При этом контроль качества оказания медицинской помощи оставляет во многом желать лучшего. К сожалению, во главу угла поставлена не жизнь пациента, а выполнение условий по нормативам в системе ОМС, которые по многим параметрам далеки от реальности. Онколог уверен, что очень важна и система мотивации населения участвовать в программах ранней диагностики рака. — За рубежом используется достаточно прагматичный подход к этому вопросу — человек имеет финансовую выгоду от того, что он следит за своим здоровьем. Это выражается в системе более низких тарифов на страхование либо в полном финансировании лечения в случае возникновения заболевания, если до этого пациентом выполнялись все рекомендации по профилактическим осмотрам. Партнером государства здесь выступают страховые компании, которые позволяют разделять финансовое бремя лечения болезни между социальными обязательствами государства и населением, защищая пациентов от прямых платежей в момент оказания медицинской услуги. У нас же население не имеет никакой мотивации на прохождение ранней диагностики и участие в программе диспансеризации, на которую государство ежегодно выделяет огромные средства, — считает Дмитрий Борисов. Одним из решений, которые могли бы повлиять на подобные ситуации и реально помогать пациентам, может быть развитие системы добровольного страхования, ориентированной на оказание помощи пациентам на территории России (а не за рубежом) и обеспечивающей как экспертную и консультационную поддержку пациента по медицинским и правовым вопросам, так и финансовую защиту в случае, если возникает необходимость оплаты медицинских манипуляций или лекарств. «Я рассчитывала еще лет на 30» Ну а Марина Касаткина надеется сейчас только на чудо. Столичные врачи пояснили ей, что метастазы разрастались даже под химией. Началось проникновение в мягкие ткани. Поэтому ей могут предложить только пробовать одно лекарство за другим, пока не найдется действенное. — Получается, что все полгода мучительного лечения — с рвотой, болями, облысением и подсаживанием всех органов — были напрасными. Что надо идти на второй круг мучений, а потом, может быть, и третий, и четвертый, — делится Марина. — Я не хочу умирать! Я еще не готова уйти в нематериальный мир — у меня все в роду долгожители, абсолютно здоровые люди. И лет на 30 я еще рассчитывала. Я ничего не делала, чтобы губить свое здоровье. Никогда не страдала суицидальными мыслями, любила жизнь во всех ее проявлениях. Почему я должна умереть из-за чужих ошибок? Я уже приняла факт собственной инвалидности. А теперь мне придется принять еще факт, что это была просто отсрочка. Руководитель Росздравнадзора Михаил Мурашко сообщил, территориальный орган ведомства проведет проверку случая, описанного в материале. Источник: Известия Как сообщалось ранее, заместитель председателя правительства РФ Ольга Голодец поручила Минздраву до 1 октября установить предельные сроки постановки онкологического диагноза и начала специализированного лечения. Подробнее читайте: Голодец поручила Минздраву сократить сроки установки онкологических диагнозов.

Почти половину злокачественных болезней у российских пациентов обнаруживают на поздних стадиях