Соавтор новой программы модернизации здравоохранения, профессор ВШЭ Игорь Шейман рассказал изданию Vademecum о том, как можно решить проблему кадрового дефицита в первичном звене медицинской сферы.
В майском указе поставлена задача укомплектовать кадрами участковые службы на 100% к 2024 году.
«Это правильно, но ведь укомплектованность можно увеличить, сохранив или усилив совместительство – работу на полторы-две ставки. То есть врач ведет большее количество пациентов с явной перегрузкой, но формально эти штатные единицы закрыты. Мы предлагаем добавить к этому показатель минимизации уровня совместительства. Каждый должен работать на одну ставку, тогда показатель «заиграет», иначе это самообман. Врачи везде, в любой стране, хотят специализироваться, так как рассчитывают на более высокую зарплату, поэтому государство должно принимать меры», – отметил эксперт.
По его словам, во Франции, где традиционно был очень низкий уровень общей врачебной практики, выбрали метод кнута и пряника. В качестве пряника – высокая зарплата, кнут – медицинские вузы обязаны обеспечить прием в ординатуру по общей врачебной практике в объеме 48% от общего числа ординаторов ежегодно. Аналогичные меры предлагают и в НИУ ВШЭ.
Надо радикально изменить структуру приема в ординатуру в сторону подготовки по специальности «общая врачебная практика». Сейчас в большинстве медицинских вузов нет кафедры общей врачебной практики. В целевом приеме только 1–3% приходится на подготовку ВОПов.
«Надо сделать работу в качестве такого врача финансово привлекательной. В программе социально-экономического развития, которую мы готовили под руководством Алексея Кудрина, в расчетный объем денег, которые необходимы для развития здравоохранения, мы закладывали повышение зарплаты врача общей практики до уровня 2,5 средней в регионе. Еще одна мера – предоставление служебного жилья. В результате серьезные суммы получились, но результат того стоит. Потому что слабая «первичка» – это слабая система здравоохранения», – добавил эксперт.
По его мнению, допускать к работе выпускников вузов – это «пожарная» мера, обратиться к которой пришлось из-за длительного игнорирования проблем «первички».
«Ее не критиковал только ленивый, ничего особенного я здесь добавить не могу. Скажу только, что ни в одной стране мира врача, не прошедшего ординатуру, не допускают к пациенту. Я вижу в этом оскорбление врачей участковой службы – мол, для первого контакта и эти сойдут. Да и, в конечном счете, это не решает проблему! Пришли эти ребята в поликлинику, их начали обучать, а что дальше? Если они захотят остаться, то, значит, им надо идти в ординатуру», – добавил специалист.
«Мы проанализировали множество расчетов западных специалистов, и картина везде одинаковая, конечно, с поправкой на межстрановые различия. Зависимость однозначная – чем лучше развито первичное звено, тем ниже смертность, меньше требуется финансирования и сама система в целом экономнее. Это всем понятно, думаю, это понимают и те, кто принимает решение в нашей стране. Но все равно первичное звено остается на втором плане.
Причины в основном субъективные. Есть в нашей системе несколько авторитетных людей, которые утверждают, что модель общей врачебной практики – это не для нас. Что ВОП может разрушить педиатрическую службу. Хотя совершенно понятно, что это не так. Разве плохо, если мама с плачущим ребенком не будут стоять в трех очередях к разным узким специалистам, а сразу пойдут к грамотному ВОПу по педиатрии? Это только укрепит педиатрическую службу. Очень слабы аргументы авторитетных педиатров, которые, к сожалению, они озвучивают только в кулуарах. Тем не менее принимающие решения люди вынуждены учитывать их серьезное политическое влияние. Иначе почему Москва начинает кампанию по переподготовке педиатров на врачей общей практики, а потом вдруг прекращает? Деньги частично потрачены, но никто ничего не объясняет», – добавил эксперт.
Среди параметров силы первичного звена специалист выделил обеспеченность кадрами, финансирование сектора, лечебный координационный функционал службы, преемственность лечения, эффективность и удовлетворенность пациентов.
Начнем с функционала. Интуитивно всем понятно, что в России участковый врач превратился в специалиста по небольшому набору заболеваний, все остальное он «спихивает» узким специалистам.
«Мы решили подкрепить эти ощущения фактурой. Взяли исследование ВОЗ – сравнительный анализ 31 страны Европы по уровню силы первичного звена. В него вошли 11 постсоветских стран, за исключением России и Белоруссии. Мы использовали те же показатели и анкеты, провели опрос врачей из 14 регионов.
Первый показатель – участие врачей первичного звена в лечении предложенного набора из девяти заболеваний и состояний. Опрос показал, что сейчас участковые терапевты немного расширили свой функционал – 70–80% респондентов участвуют в лечении и последующем наблюдении лиц, страдающих хроническим бронхитом, язвенной болезнью желудка. Но вести больных с пневмонией, неосложненным диабетом второго типа, ревматоидным артритом, застойной сердечной недостаточностью оказались готовы около половины участников опроса. В европейских странах, в том числе в большинстве постсоветских стран, со всеми девятью заболеваниями справляются ВОПы.
Или другой показатель – доля пациентов, начинающих и заканчивающих лечение на этапе участкового терапевта или врача общей практики. Попросили участковых врачей дать оценку. Получили среднюю оценку, которая нам показалась очень оптимистичной: порядка 70%. Прежние наши замеры давали цифру 45–50%. И все равно в других европейских странах это 85–95%! Таков уровень лечебного функционала ВОПов и их помощников», – рассказал Игорь Шейман.
Система Семашко была основана на принципе «привратника» – пациенты идут через участкового врача. Сейчас эта система подвергается эрозии: 75% участковых врачей считают, что прямой поток пациентов, минуя их, идет к урологам, две трети – к офтальмологам. Разве терапевт не может проверить остроту зрения – показать буквы «Ш» и «Б»? Еще 69% идут сразу к оториноларингологам, 48% – к психиатрам и так далее. Причем идут без набора необходимых тестов.
Кроме того, замеры показывают, что большинство участковых терапевтов не знают о случаях госпитализации и вызовах скорой помощи у себя на участке. Ясно, что возможность участкового врача быть координатором оказания помощи на всех этапах в этих условиях очень ограничена. Он мало знает о пациенте. Функция координации даже в должностных инструкциях не прописана.
Сейчас много говорят о пациент-ориентированной модели. В западных странах это понимают очень конкретно. Одно из измерений этой модели – усиление координирующей роли ВОПа. Он не просто выписывает направление, а помогает в выборе специалиста и сам звонит ему, а затем собирает информацию после приема. Кроме того, он должен знать обо всех вызовах «скорой», госпитализациях хронических больных и. принять меры для обеспечения преемственности лечения. Расширяются контакты ВОПа со службой социальной поддержки и местными властями. Повышается значение мероприятий по ведению больных с хроническими и множественными заболеваниями – с очень тщательным мониторингом этих мероприятий. Это неполный перечень элементов новой модели ПМСП. Нетрудно заметить, что российское понимание новой модели значительно уже.
«Главные индикаторы эффективности в исследовании эффективности и показателя финансирования ПМСП – частота госпитализаций и вызовов скорой помощи. Объемы стационарной помощи сокращаются, но число койко-дней на одного россиянина остается на 70–75% выше, чем в странах ЕС. Количество вызовов скорой и неотложной помощи у нас – 644 на тысячу населения, а в странах ЕС в среднем – 230. Что касается финансирования, то у нас некий сдвиг в сторону первичной помощи наблюдается, но если сравнить расходы на ПМСП в расширенном понимании (не только на участковую службу) и стационар, то это 33% против 54%. В странах Европы эти значения примерно равны», – заключил Игорь Шейман.
Как сообщалось ранее, Игорь Шейман рассказал о кадровом дефиците в первичном звене здравоохранения и о том, почему он образовался. Подробнее читайте: В России не хватает 30% участковых терапевтов.