Тот случай прочно впечатался в мою память. И не потому, что пациент был тяжелым, и не потому, что была конфликтная ситуация, а, наверное, потому что чувства и мышление матери моего пациента были чудовищными, нерациональными, разрушительными.

Хотя кто я такая, чтобы ее судить? Уверена, сейчас, когда я пишу эти строки, его уже нет в живых. Да и жива ли она сама?

…История эта произошла около 16-17 лет назад. Я – ещё молодой врач, эдакая максималистка, перфекционистка, оптимистка. В то время работала я в эндокринологическом отделении республиканского значения, поэтому пациенты часто были сложные и с диагностически-лечебной точки зрения, и с психологической – иногда просто откровенные профессиональные жалобщики. Наверное, мать давила на жалость, прося направление, и тот пациент действительно вызывал жалость. А ведь, как известно, кто стучит, тому открывают. При этом госпитализировали не только самого пациента, но и мать, видимо для того, чтобы женщина могла за ним ухаживать, абсолютно легально находясь в клинике 24 часа в сутки.

Молодому человеку было 25. Из них 15 лет он болел диабетом 1-го типа. Но при первом же осмотре мать заявила, что вовсе не диабет они приехали лечить… Парень был с выраженным дефицитом массы тела, слепой, имеющий интермиттирующую почечную недостаточность и передвигающийся в инвалидном кресле из-за мононевропатии малоберцового нерва (и это был единственный случай, когда я видела эту редкую мононейропатию при сахарном диабете). А еще у него были проявления автономной (вегетативной) нейропатии: кардиопатия, проявляющаяся постоянной тахикардией, резистентной к бета-блокаторам, энтеропатией в виде поносов и нейропатией мочевого пузыря, из-за чего молодой человек был вынужден выдавливать мочу руками. Половое развитие было абы какое, вроде яички не детские, но и до взрослого состояния им далеко, да и борода не росла. Если сказать, что я разволновалась, приняв этого пациента в свою палату, значит, не сказать ничего. Подобные пациенты всегда вызывают у меня смешанные чувства жалости, тревоги и … безысходности. Но тогда, много лет назад, мне казалось, что все еще можно хоть чуть-чуть исправить, улучшить, помочь. Но помочь можно лишь тем, кто сам хочет…

Как я уже отметила выше, диабет их не волновал… Парень не озвучил, озвучила мама – из него надо сделать мужчину, дескать тело мальчишеское, а ему уже 25, мама невечная всю жизнь возить его в кресле. Надо бы сына женить. Не подав вида, стала расспрашивать об инсулинах и сахарах, и тут получила новый шок: сахара – ерунда, дескать, зачем вообще их измерять, чтоб расстраиваться.

– Я лечусь сцулями,- заявил он мне.

– Это как?- опешила я.

– Мочу пью.

Я сначала не поверила.

– А инсулин?

– Только длинный 2 раза в день по 10 ЕД. Это чтобы ацетона не было, – с гордостью произнес он, демонстрируя свои знания.

– И как давно?

– Последние лет 10.

Холодок пробежал по моему телу, и я почувствовала, что моя кожа стала «гусиной», но вида старалась не подавать. Стала доказывать, пытаясь быть как можно убедительней, что такой подход губителен, что всех его осложнений можно было избежать. А он и слушать не хочет! Я смотрю на мать, желая найти в ней союзника, а она только плечами пожимает, дескать он сам знает.

О показателях глюкозы, гликированном гемоглобине (а его тогда у нас уже определяли) можно и не говорить – все и так понятно. И тут началась борьба буквально за каждые 2 дополнительные единицы инсулина, закончившаяся моим поражением и появлением конфликта. Заведующая отделением тоже не смогла ничего сделать. Тогда созвали консилиум с привлечением двух профессоров. Но и они не смогли никого ни в чем убедить. Более того, они и с мамой не стали особенно общаться, сообщив, что о решении консилиума расскажу им я. Консилиум же постановил, что необходимо сделать МРТ гипофиза и повторить уровень тестостерона (первый показатель оказался абсолютно нормальным).

Повторное определение тестостерона ничего не дало. Я сразу поняла, что из-за выраженных метаболических нарушений, многие клетки-мишени просто не воспринимают гормоны.

А вот с МРТ вышла целая история. Сначала описали микроаденому. Мама, узнав об этом, только в ладоши чуть не захлопала – типа это причина всех его несчастий, надо эту микроаденому оперировать. Конечно, я уже была не авторитет, чтобы что-то доказывать, да и завотделением тоже, пригласили на повторную консультацию одну из профессоров, которая назначила провести свой консилиум специалистов по лучевой диагностике. И вот тут заключение несколько изменилось: гипофиз неоднородный, и данные изменения можно трактовать и как сосудистые нарушения, и как микроаденому – это как клиницист решит. Наверное, лучше бы осталась микроаденома. Что тут началось! Посыпались оскорбления, обвинения в мой адрес, дескать, я обманула консилиум. Она написала жалобу и отнесла ее замглавного врача с угрозой, что копия пойдет в Минздрав, и она найдет на меня управу.

В тот же день они выписались. Без комментариев и эмоций я положила эпикриз на кровать, «до свидания» никто никому не сказал… Впрочем, жалобу она в Минздрав не послала. Во всяком случае, разборок не было.
…Прошел год. Однажды во время утреннего обхода меня позвали к телефону. Это звонила она – несчастная мать моего несчастного пациента.

Как ни в чем не бывало, вполне вежливо она попросила сделать копию того эпикриза.

– Для чего? – поинтересовалась я. – Вы ведь можете сделать ксерокопию. И не нужно будет ехать 80 километров за подобной бумагой.

Я знала ответ. В том эпикризе была написана врачебная правда о ее сыне. Ей же нужна была бумага более нейтрального содержания.

– Я нашла профессора в Чехии. Он берется оперировать гипофиз у моего мальчика. Но попросил выписку. И я вас попрошу, не пишите все, что вы там написали об его отказе от инсулина и заключения тех консилиумов. Только результаты обследования.

Я не знала, как реагировать и что делать. И все же приняла решение:

– Вас устроит, если там будет только диагноз и те обследования, которые есть в компьютерной базе?

– Конечно.

Ну, и ладно. Еще и проще. Не надо историю болезни из архива брать. А доктор, если он не шарлатан, и сам все поймет. Она приехала. Постаревшая, усталая женщина.

– Как он? – спросила я.

– Все так же. Только давайте не будем опять начинать эту тему. Я знаю, что вы скажете. Вы меня все равно не разубедите.

– Ваше право, – ответила я, протягивая ей несколько листов бумаги.

Больше мы никогда не встречались…

Автор: врач Татьяна Брит, “Доктор на работе”.