Домашний арест детского анестезиолога-реаниматолога Элины Сушкевич продлили до 14 февраля 2020 года решением Калининградского областного суда. Врачу предъявлено обвинение в совершении деяний, предусмотренных ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство малолетнего, заведомо находящегося в беспомощном состоянии, группой лиц по предварительному сговору), а именно – убийство младенца, родившегося на 23–24-й неделе беременности в Калининградском областном роддоме №4. Следствие опирается на показания единственного свидетеля – завотделением роддома, где умер новорожденный. Адвокат Сушкевич Камиль Бабасов рассказал об аргументах стороны защиты.
В ноябре 2018 года акушеры Калининградского областного роддома №4 приняли роды у женщины на 24-й неделе беременности. Оценив состояние новорожденного с экстремально низкой массой тела – 700 граммов, врачи вызвали из перинатального центра реанимационную бригаду, в составе которой была неонатолог Элина Сушкевич, для оказания лечебно-консультативной помощи, а при необходимости – перевода новорожденного в перинатальный центр. Но ребенок погиб, а ответственность за летальный исход была возложена на Сушкевич и главврача роддома Елену Белую, пишет Vademecum.
Основной свидетель обвинения, заведующая родильным отделением медучреждения, утверждает, что Сушкевич по просьбе Белой ввела младенцу магния сульфат – именно с целью убийства, чтобы записать его как мертворожденного и не портить статистику детской смертности роддома. Дело расследует специализированный отдел при ГСУ СК РФ, представители которого заявили, что «проведенные экспертизы» подтвердили причастность неонатолога к смерти младенца.
Центральный районный суд Калининграда в конце июня 2019 года отправил Элину Сушкевич под домашний арест. Позже мать погибшего ребенка подала апелляционную жалобу в Калининградский областной суд с требованием изменить меру пресечения на заключение подозреваемой под стражу, но удовлетворения не добилась.
По словам Элины Сушкевич, для сохранения жизни ребенка она сделала «все возможное». В защиту коллеги выступили врачи из разных регионов страны, однако следствие мнение профсообщества проигнорировало.
– На каком этапе сегодня находится расследование? Как строится линия защиты?
– Мы заявили массу объективных, по нашему мнению, ходатайств по делу, но получили по ним отказы. Нас особенно волнует то, что следствие не желает рассмотреть все версии случившегося, исследовать все обстоятельства, в том числе плаценту матери ребенка на предмет попадания сульфата магния в тело ребенка. У нас позиция открытая, мы говорим: расследуйте дело, выясните все обстоятельства!
Но пока идет предварительное следствие, ход расследования и объем необходимых действий определяет следователь. Решение об исследовании плаценты – его добрая воля, он вправе отказать в наших просьбах. Когда дело попадет в суд, мы сможем ходатайствовать о проведении тех или иных экспертиз, хотя суды тоже не всегда соглашаются их проводить. А время не на нашей стороне – по истечении года биоматериал, по которому нет указаний о его дальнейшем хранении, подлежит уничтожению.
– Почему следствие отказывает в ходатайстве об исследовании плаценты?
– По мнению следователя, плацента якобы непригодна для исследования, поскольку хранилась в формалине. Но, согласно приказу Минздравсоцразвития №346н от 2010 года, хранение биологических материалов осуществляется именно в формалине. Чтобы сохранить кусочек ткани, эксперт сначала делает 10–15-процентный раствор параформальдегида и, прежде чем поместить в него биоматериал, отливает в мензурку нетронутый образец раствора. Это делается для того, чтобы в будущем при исследовании биоматериала эксперт мог учесть химический состав раствора. Хранение ткани в формалине – установленная процедура. Это не означает, что формалин делает материал непригодным.
– Почему защита настаивает на экспертизе плаценты? Насколько она важна?
– Давайте разберем, каким образом магний мог попасть в организм младенца. Согласно представленному в суд экспертному заключению, в печени ребенка было обнаружено 304,94 мкг магния на грамм сырого органа, в почке – 351,36 мкг на грамм, в желудке – 432,98 мкг на грамм. Если бы магний ввели ребенку инъекционным путем, он бы практически сразу погиб от остановки сердца, остановились бы кровоток и обмен веществ. Введенное вещество осталось бы в крови, в сосудах, но никак не попало бы в печень и почки.
В желудок магний мог попасть только в том случае, если ребенок получил его от матери, через плаценту и околоплодные воды, но указанную версию следствие не желает проверять. В соответствии с приказом Минздрава №572н от 2012 года, при преждевременных родах врачам рекомендовано проводить магниевую терапию роженицам для снятия спазмов. Что было в данном случае, нам пока не известно, но не устранять разумные сомнения нам представляется неправильным.
– По версии защиты, концентрация магния, обнаруженная в теле ребенка, не является смертельной?
– В отечественной и зарубежной литературе вообще нет сведений о том, какая концентрация магния является для новорожденного смертельной. У стороны защиты вызывает сомнение применение такого экзотического способа убийства. Зачем вводить сульфат магния новорожденному? Ребенок находился на ИВЛ, и если бы его хотели убить, то просто отключили бы от аппарата.
– У защиты есть еще какие-то серьезные аргументы, опровергающие версию следствия?
– Защита на данном этапе расследования дела обладает лишь сведениями, полученными на судебных заседаниях, поэтому говорить о серьезных аргументах пока рано. Следователь определяет ход расследования дела, и задача защиты – настаивать на проверке всех версий произошедшего, исследовать все обстоятельства. Например, версия о наличии у ребенка сепсиса, который мог привести к смерти, притом что между родами и отходом околоплодных вод у роженицы прошло 2,5 дня. Кроме того, нам непонятны действия сотрудников роддома. Когда поступает пациентка в таком тяжелом состоянии, акушеры обязаны вызвать бригаду из перинатального центра, где работают более квалифицированные врачи, в соответствии с пунктом 47 Порядка оказания медпомощи женщинам при неотложных состояниях в период беременности, родов и в послеродовой период, утвержденных приказом Минздрава России №572н. Как минимум нужно было позвонить в перинатальный центр и проконсультироваться, самостоятельно принимать решения было нельзя – они ведь понимали, что на 24-й неделе у них не родится здоровый трехкилограммовый малыш и что с глубоко недоношенным ребенком дальше надо будет что-то делать.
– Но спецбригаду, в составе которой оказалась Сушкевич, вызвали спустя несколько часов после родов?
– Да, согласно судебным материалам, около 8 утра. В 12 часов ночи роженица поступила в родильный дом, в 4.30 она родила, а около 8 утра вызвали бригаду неотложной реанимационной помощи.
– Но у свидетеля обвинения противоположная точка зрения.
– Добросовестность единственно известного нам свидетеля, по моему мнению, под вопросом, именно потому, что она – заведующая тем самым отделением, в котором погиб ребенок. Она несет ответственность за отделение и действия своих сотрудников. Нам непонятно, почему акушеры роддома не вызвали бригаду реаниматологов сразу, а посчитали, что есть возможность принять такие тяжелые роды самим. А потом, когда увидели, что теряют ребенка, начали придумывать способы свалить на кого-то вину. Замечательная идея – сказать, что врач скорой неотложной помощи приехал в другое учреждение ради убийства недоношенного малыша, чтобы не портить этому учреждению статистику, которая никоим образом на него самого не влияет. Так не бывает. Попробуйте вызвать врача скорой помощи и предложите ему убить пациента, что он скажет? Скорее всего, позвонит в полицию.
Для Элины Сушкевич реанимация недоношенных младенцев – это повседневная работа. Каждый день она приезжает по вызову и выполняет свою работу. Зачем в один из этих дней ей убивать своего пациента? Поэтому показания такого свидетеля вызывают у нас объективные сомнения. Следствие не хочет этим вопросом заниматься, но ведь нельзя сказать: «Мы этим верим, потому что они хорошие, а те – злодеи, им не верим». Это не расследование.
– Специализирующиеся на ятрогенных делах юристы говорят, что обезопасить врача от уголовного преследования в трагических обстоятельствах помогает грамотное ведение медицинской документации. Почему в случае с Элиной Сушкевич это не сработало?
– Элине Сушкевич инкриминируется убийство, то есть умышленное причинение смерти. Медицинские документы тут ни при чем. Следствие смотрит на Элину Сушкевич не как на врача, который выполнял свою работу, в результате которой погиб ребенок, а как на убийцу малолетнего. Кроме того, я не видел медицинской документации, следствие эти материалы суду не предоставляло. Когда это произойдет, мы скорректируем стратегию защиты Элины Сушкевич.
– По версии следствия, главврач роддома Елена Белая якобы боялась лишиться должности из-за ухудшения показателей младенческой смертности и потому убила ребенка, чтобы зарегистрировать его как мертворожденного, то есть мотивом преступления была попытка выгодно корректировать медицинскую статистику.
– Как мы знаем из теории уголовного права, немотивированных преступлений не бывает, и следствие, понимая это, решило, что медицинская статистика может быть достаточным мотивом для убийства врачом своего пациента. Это уже третья громкая попытка следствия подвести действия врачей под ст. 105 УК РФ, ссылаясь на вопросы статистики. Вместе с тем за статистические показатели врачей не привлекают к дисциплинарной ответственности. Статистические показатели не влияют ни на зарплату врача, ни на привлечение к дисциплинарной ответственности, ни на повышение или понижение в должности.
Даже размеры финансирования медучреждения не меняются из-за статистики, так как оно осуществляется исходя из планового объема пациентов на очередной год, чтобы медучреждение смогло его осилить. Статистические данные нужны Минздраву России для принятия системных решений в отрасли.
Смертность, в том числе младенческая, повышается при нехватке квалифицированных кадров, высокотехнологичного оборудования, бригад помощи, отсутствия качественного дородового сопровождения беременных. Нужно повышать качество каждого элемента родовспоможения, оказания медпомощи в целом, а не запугивать врачей.
– За Сушкевич вступались авторитетные представители медицинского сообщества, в частности президент Нацмедпалаты Леонид Рошаль, о криминализации действий врачей писались открытые письма Владимиру Путину. Как вы считаете, эта проблема разрешима?
– Врачи – небольшая, но очень значимая часть общества. Среди них есть лидеры, которые могут донести свои опасения и переживания до руководства страны и следственного комитета, чтобы при принятии сложных решений учитывалась особенность работы медицинских работников. Для того чтобы не было, как в данном случае, такого рода перегибов при выполнении правоохранительными органами своей работы, должен быть налажен диалог. Нужно вырабатывать методические рекомендации для расследования ятрогенных преступлений с широким привлечением медицинского сообщества.
Если правоохранительные органы считают, что из-за медицинской статистики врач может убить кого-то, значит нужно бить в колокола и требовать с Минздрава России что-то поменять в своей методологии по сбору медицинской статистики. Это ненормально предполагать, что медицинская статистика может мотивировать врачей убивать своих пациентов, а не лечить, но при этом не пытаться это изменить, а создавать отдел по расследованию ятрогенных преступлений и сажать врачей. Может быть, следует оградить врачей, непосредственно оказывающих медицинскую помощь, от вопросов статистики, чтобы они принимали решения о тактике лечения пациентов, не задумываясь ни о какой статистике.
Что касается моей подзащитной Элины Сушкевич, то мы с коллегами очень надеемся, что правда все же восторжествует.
