Как-то поначалу не напрягло то, что буду одна на 13 тысяч населения. Одна бригада, один фельдшер. 

Район, в котором две больницы: ЦРБ – там своя скорая, тоже в лице одного фельдшера. И мы.
Только сам посёлок 5 тысяч и ещё тысяча разбросаны вокруг – по деревням и сёлам. Правда у них трасса под боком, на трассе аварии регулярны. А у нас – бабушки, алкоголики и овуляшечки в основном… Аварий тоже перепадает, но гораздо меньше, чем в поселке.
Про медицину в сельской местности, да-да.
…
– Мне надо скорую.
И уточнить зачем-то:
– На дом.
– Что случилось?
– Меня надо отвезти в больницу.
– Хм… В стационар?
– Нет. На приём.
– И для этого вы вызываете скорую?
– Да, я сама не дойду.
– А вы в курсе, что скорая – не такси?
– На такси у меня денег нет.
– Можно вызвать врача на дом.
Бросает трубку. Через пять минут прилетает вызов от 112. Контактный телефон в информации от ЕДДС тот же, что у нас на определителе. Логика проста: раз “скорая” начали вопросы задавать, то вызовем ту же “скорую” по другому номеру.
И-зю-ми-тель-но. Работать, негры, солнце только встало.
А что делать, взяла манатки и поехала.
– Лен, а ты что, увольняешься?
– Угу, – не хочу разговаривать на эту тему и до вечера, собственно, съезжаю.
Дама. 60 лет даме.
– Я, – говорит, – Задыхаюсь.
Сатурация 99, даже намёков на одышку не слышу.
– И месяц, – утверждает, – Не ем ничего. На 30 кило уже похудела.
Сахар при том 7,2.
Отёчная, размякшая, на плёнке мерцалка.
– Постоянная ли у вас форма мерцательной аритмии?
– Я откуда знаю? – с гонором-наездом.
– Выписки есть дома какие-нибудь?
– Всё в карте, карта в больнице, – “в доме, который…”, – Ты мне вопросов не задавай, вези меня в больницу. Там и прочитаешь что тебе надо.
Фершал – птица не гордая. Фершал в регистратуру звонилЪ, карту найти просилЪ, последнюю запись – полугодичной давности – фершалу регистратор рассказалЪ. Ну, фершал психанулЪ малость. Заслушала чтение записи, не без удовольствия даму трололю:
– Видите, как хорошо – всё сказали, и ехать никуда не надо.
Дама гневом наливается. У дамы ещё давление 80/50, я поначалу насторожилась, но потом мне регистратор зачиталЪ, что её норма 90/60.
– В стационар меня вези.
– С чем?
– Мне ложиться пора.
– Таблетки принимаете? – бо в зачитанном была хорошая перечень: дигоксины, тромбоассы, верошпироны всякие, бисопрололы и прочее.
– Нет.
– Отчего же?
– Желудок от них болит.
– Давно пить бросили?
– Два месяца назад, – в сторону прихожей выкрикивает имярек мужа, – Принеси мне сапоги, меня в больницу повезут сейчас.
– Не повезут.
– Не имеете права отказать.
– Имею. Показаний нет. Пейте назначенное – и жизнь наладится.
– А я не хочу пить таблетки, мне капаться надо!
Как же, блин, по зубам скрипит вот это их “капаться”. Всем-всем надо “капаться”, “прокапаться” и просто “капельниц курсом”. Отёчным, астматикам, бухающим, мающимся запорами, давлением и скукой… Литр воды – не меньше – влить в организм и сразу здоровья прям прибавится.
– Вы, – гнёт своё, – Не имеете права отказать.
– В чём?
– Чтоб меня в больницу отвезти.
Я вообще молчу. Я колю фуросемид и мезатон. Я резюмирую:
– Вызвать врача на дом можно до 12, этим и займитесь, – и валю.
Вслед речитатив – тоже привычный: про Гиппократа, про то, что мы нелюди (почему мы – я не поняла, я так-то одна приехала), про то, что нам на людей плевать и вообще тварь я конченная, раз не хочу её тащить ни на приём, ни на койку больничную под капельницу лечебную (тварь уже в единственном числе).
Огибаю мужа с сапогами в руках, изваянием стоящего в прихожей, сваливаю подальше.
Ради интереса потом в регистратуре спросила: врач на дом вызван так и не был.
…
Нет, было, конечно, что и “жизни спасала”. Наперечёт могу вспомнить, когда и вызвали по делу, и жизнь чья-то реально была мной спасена.
Когда эту самую жизнь катетерами по венам вышивала – и рисунок получился ровный, без узлов и зацепок…
Навскидку, с ходу: старенькая бабушка с видимым на ЭКГ инфарктом. Саму опросить никак: мечется, стонет, бледная как та простынь, на которой лежит. Давление больше к минусу стремится, чем к плюсу, показатели все падают на глазах. Наркотики, допамин, впихнуть невпихуемые таблетки – алгоритм, в который сама не верила. Собрать “носильщиков” из соседей, в машину – и везти поскорее.
Камень с души упал, когда бабушка уже в машине оклемалась и говорить начала. Щебень посыпался следом за упавшим камнем – когда шутили на тему того, что в “реанимации как в раю – все голые и равны”.
Но это – разово, единично.
…
Поёрзала на продавленном диване, поехала к Старой Наркоманке.
У всех и везде есть Старые Наркоманки. Которых сама “скорая” и сделала. Тоже по “алгоритму”: жалуется пожилая женщина, что “всё болит, аж заснуть не могу”, просит “какой-нибудь укол”, и тянется рука сама к барбитуратам.
До тех пор, пока ради них вызывать не начинает. А начнёт терзать телефон во имя “чтоб поспать” – и всё, пикрываем лавочку, больше ни-ни.
– Плохо мне.
– Что плохо?
– Голова болит! Давление шпарит.
170/90 при норме 130-140/80.
Задача-минимум: сунуть ДЭПующей старушке под язык её же моксонидин.
Задача-максимум: успеть смыться до начала мольбы:
– Уколи мене феназепаму, штоб поспать!!! Ну хоть димедро-о-олу!!!
Моксонидин растаял, давление снижено до нормы, задача-максимум не выполнена. Подозреваю, что бабушкО на досуге тренируется крикам на громкость и хватке на скорость.
Хвать рукой меня за рукав куртки, сверкая выцветшими очами, в крик:
– ФЕНАЗЕПАМУУКОЛИИИИИ!!! – Банши, натуральная Банши.
Выдираю рукав, сбегаю – “усех вам блах, досвидания”.
Наркоманка жжот: первая сиделка от неё сбежала, вторая тоже – и месяца не выдержала.
Характер-с, да-с.
…
У нас же главное, чтобы жалоб не было. Чтоб все довольны были. До абсурда порой доходит.
Была одна – царство ей, земля пухом и всё такое. Кокартроз с поясничным остеохондрозом. Врач назначил – обезболивающее, гастропротекторы, таблетками всё. Ибо не лечится её набор, только подлечивается.
А таблетки денег стоят, – решила она. А скорая – служба бесплатная. И давай нас терзать по три раза в сутки:
– Уколите кеторол, вы должны-обязаны. А то на “горячую линию” позвоню.
И звонила. И кололи. Сначала сами матерились, потом привыкли. Потом разошлись – по 2, по 3 мл за раз. Без “омепразола”, откуда он на скорой… Ну это чтоб по три раза к ней не мотаться – повторные-то вызова ОМС всё равно не оплачивает.
Зато ни одной жалобы за месяц, до самой смерти от желудочно-кишечного кровотечения в реанимации обл. центра.
…
Из С. прилетает – прям даже сами позвонили, даже не через глав. врача вызов передали, как любят. Они свои места иногда нам подбрасывают – когда их машина в обл. центр ушла или ещё куда.
В обл. центр, к слову, возим много чего:
– рожать (в районе род. дома уже давно нет);
– инфаркты, инсульты, тяжёлые черепно-мозговые (и не тяжёлые “для галочки”, потому что СКТ там делают);
– детей тяжёлых;
– инфекции – все (инфекционного отделения у нас нет);
– хирургию, которую необходимо оперировать (хирурги-то у нас есть, и операционная есть, а анестезиолога нет уже который год, даже за “сельским миллионом” не едут).
А вот абстракция маслом: уехала скорая с больным в обл. центр за 60 км, а тут на месте ещё больной, не менее тяжёлый, нарисовался. Нам звонят – нам до них 40 км ехать – да только и мы в обл. центр свалили. И всё, кончилась скорая.
– Ждите, приедут, конечно… Когда-нибудь. Или сами в больницу привозите.
И вот говорит диспетчер:
– У нас наши вторые роды повезли, запишите адресочек.
Информация по вызову в общих чертах: ФИО больной без даты рождения, адрес условен – “ж/д платформа такая-то, дом номер один, но это не точно, там, если что – спросите, там всего ж 4 дома”, контактного телефона нет.
На деревню к дедушке. Вернее, к девушке. Вроде живот болит. Но это не точно. На месте узнаем больше, ага-ага.
Уже на подъезде к месту вспомнила – не, не девушку. Кота её. Тимофеем звать, белый, а чёлка как у Гитлера – потому, наверное, и не утопили в своё время. Профдеформация, видимо. Прусь 50 метров через рельсы-шпалы, к этому дому только так, подъезда нет.
И девушке около пятидесяти, и кисты на яичниках висят, и климакс шпарит, и живот болит уже месяца два. Ягодичное пространство исколото: сама себе делает анальгин с но-шпой. Потому что:
а) свой дом, огород – некогда болеть;
б) больницы не люблю;
в) мужа брошу – в запой уйдёт.
Находит даже выписку по гинекологии – живот реагирует в паху справа, аппендикс удалён 2 года назад. Выписка полугодичной давности из нашей ЦРБ: миома матки, киста правого яичника. Киста некрасивая, в выписке помечено, что предлагали операцию, но девушка отказалась.
Предлагаю в ЦРБ порадовать гинеколога. Чисто формально. Объясняет ещё раз свою сложную жизненную ситуацию – дом-огород-лечиться не люблю-муж запьёт – пишет отказ.
Делаю спазган. Жмакаю кота с чёлкой нациста. Кот ласков и наощупь приятен. Больная расщедривается:
– Хотите я вам его подарю?
– Не, – отказываюсь, – У меня уже двое. А так бы взяла, конечно, уж больно хорош котяра!
– Я пошутила, – негодует девушка и хватает кота, – Мой кот!
Кот смотрит как фюрер на рейх и мурлыкает что-то явно националистическое.
Прусь 50 метров через рельсы обратно. Думая себе: а вот если носилочный больной из этих домов когда-нибудь случится…
…
Про профдеформацию ярче всего у нашей процедурной медсестры.
– К фамилия ездила.
– А кто это?
– Там-то живёт.
– Эээ…
– Ну толстая такая с ХСН.
– Ммм…
– Спрашивала, работаешь ли ты ещё. Вроде на уколы мылится.
– Блин, не помню.
– А! У неё на левой руке в локтевом “боковушка” толстая и в узлах, но глубокая. Прям тут, – показываю на себе, где именно.
– А, так бы сразу и сказала!
А у меня по котам и собакам больше. Ну что-то вроде:
– Вы ж меня знаете…
– Не помню.
– Ну приезжали недавно, – неделю или месяц назад, сроки примерны.
– Да не помню я всех.
– Укол ещё горячий делали, – вообще не особая примета, если что.
– Ну как вы меня не помните… А! Кыс-кыс-кыс.
И входит котэ. Жирный, чёрный, лупасто-глазастый. Так, чисто мимо проходил.
– А, точно! У вас тогда было давление 220/110, не сразу снизилось, я вам сначала таблетку давала розовую, а таблетка не помогла совсем и потом укол делала, только снизилось всё равно не сразу.
– Да-да…
…
Ещё одна из постоянных клиенток. Карта мне выпала ближе всех у телефона рабочего в момент звонка оказываться.
– Фамилия, – и тишина.
– И?
– Скорую мне пришлите.
Ну эта известна: постоянная форма мерцалки, гипертония, сосудистое заболевание. Что в этот раз?
– Сердце колотится… – значит, с кардиографом.
– Вызов принят, ожидайте, приедем.
– Подождите-подождите!
– Что такое?
– А кто сегодня фельдшер?
– А что такое? – вот тоже бесит это вот уточнялово в момент вызова. Вам, мать вашу, медицинская помощь нужна или тупо на фельдшера посмотреть?
– Если мужчина, то я лучше сама на такси приеду.
Тянет сказать, что мужчина. А я так, санитарка, мимо пробегала. Мужчин у нас двое.
– Женщина, – грустно вздыхаю я.
– А молодая или старая?
Молодая – это я. Мне 28. Старая – это подработчица с ФАПа, иногда смены у нас затыкает собой, ей 47.
– В самом расцвете сил, – сохраняю интригу.
На месте: тахикардия 120. Дигоксин пьёт как попало. Давление выше нормы на 40 единиц. Сую анаприлин. Пока сосёт, рассказывает:
– Ко мне ваш один из “мальчиков” приезжал, так мне не понравился. Я ему говорю – мне плохо, а он мне – “у вас это хроническое, вы сохранная” – и укол не сделал, только таблетку сунул и уехал.
А это уже камень в мой огород. Мол, он плохой, потому что укол “какой-нибудь” не сделал, а ты, деточка, будь хорошей и сделай.
– Ой, только ты ему не передавай, что я говорила! А то обидится ещё!
Анаприлин рассосался, давление нормализовалось, пульс 70.
– Лучше?
– Да, и сердцу, и голове получше. А укол?
Укооол… Ну феназепам. Например. Иначе ещё раз вызовет.
…
Пью в больнице чай, любуюсь своим расчётным: 17 с половиной тысяч рублей за март. За 198 часов отработанных.
Это ещё ничего, вон у той же процедурной медсестры 13 тысяч.
Педиатрическим медсёстрам всё за хождение по участку (патронаж новорожденных) заплатить обещали и всё не платили – так и сгинул у нас патронаж как явление. Бесплатно работать не захотели, негуманные наши.
…
Смеркалось.
– Мой папа потерял сознание и ударился головой!
– Пил?
– Нет, что вы.
А на месте выясняется, что пил – аж две недели, что два дня уже не пьёт, но и не спит, что трясёт и что сознание на самом деле не терял. Просто шёл в туалет и задел мордой лица косяк.
В области правого глаза свежий фонарь. Давление повышено аж до двухсот. Запойный алкоголик, суетная дочь вокруг.
Магнезия, нейрокс на глюкозе – дзен. Чисто формально предлагаю к нейрохирургам – исключить сотрясение и перелом орбиты. Как бы травму головы из карты вызова просто так не выбросишь.
Но нейрокс уже случился, давление снижено до адекватного, пишет отказ, просит снотворного. Я добрая. Феназепам, лекция дочери “если что вдруг, то вызывайте” (тоже по сути своей шаблон-формальность), дача благодарности должностному лицу при исполнении в боковой карман, напутствие:
– Поешьте хорошо, вы такая худенькая, мне вас жалко!
…
Это скорее плюс, чем минус в работе: стандарты по оказанию помощи как бы есть. Но они условны более чем реальны. У нас же, если магнезия есть, то энапа нет. Если энап дали, то дроперидол кончился. Если и дроперидола отсыпали, то анаприлин закончился.
Пишем мы, конечно, как надо по стандартам. А по факту лечим тем, чем есть.
В обл. центре, рассказывали скоропомощники оттуда: каждую ампулу уколотую отдельно списывают. Могут ещё по карте вызова проверить – действительно ли делали или себе в карман положили?
У нас проще: зашла в наш процедурный, открыла шкаф с лекарствами, пополнила сумку и пошла дальше работать.
…
Приехала, похавала, спланировала попользовать диван горизонтально. Облом-с.
Женщина, синяя по голосу:
– Скорая?
– Скорая.
– Телефон полиции дай мне.
– диктую номер, а вам зачем?
– Змей пусть половят!
– Каких змей?
– Которых мне в дом подкинули!
– Сколько дней пили?
– Полгода, 4 месяца, 2 месяца, примерно так.
– Ммм… А зовут вас как? По какому адресу змеи ползают?
Задумчивая пауза, потом вполне осмысленно:
– А тебе зачем?
– Так это ж ЧП. Надо ветеринаров вызывать и санэпидемстанцию. А то вдруг змеи в “красную книгу” занесены, а их полиция поубивает… Экологическая катастрофа-с.
Ещё более долгая пауза. Потом предсказуемо:
– ДА ПОШЛА ТЫ НА Х*Й! – и короткие гудки.
Номер определился, трубку не берёт. Звоню полицейским – мол, ежели к вам с вопросом про змей позвонит синяя женщина, то вы уж и про нас не забудьте и всё такое.
Потому что если змеи уже поползли, то лучше ловить их щас, за 4 часа до полуночи, чем сонной часа в два ночи, когда синий змеелов разбудит всех соседей для участия в ликвидации гадов ползучих.
Спустя 10 минут, наша хир. медсестра. Звонит. По странному стечению обстоятельств синий змеелов сожительствует с её родственником.
И бухает. Лихо. Короче весь глюкоанамнез. С напутствием:
– Свези её куда-нибудь.
Записываю данные, адрес, уточняю:
– С ней там кто-нибудь будет?
– Да ладно, она одна там.
– А вы?
– А мы что, мы с ней сидеть не будем!
Только сначала еду в село М. в детский интернат лечить 10ти летнего ребёнка с крапивницей. Тоже не наша территория, С. опять подкинули.
Девочка обсыпалась аккурат после процедуры крещения.
И чё мне писать в анамнезе заболевания: аллергия на святую воду?
Супрастин, дексаметазон.
Потом ещё к ребёнку. 7 лет, анамнез отягощён мамой-паникёршей. В феврале поставили чаду синотриальную блокаду, однако на самбо и физкультуру ходить добро дали. Лечение написали, да не получает ребёнок лечения.
Потому что маме аптекарь сказала, что нельзя давать 7ми летнему ребёнку эти препараты.
Мама – классическая жалобщица – встречает со сложенными руками на груди, с порога орёт, что “это сердце”.
А ребёнок жалуется на боль в области пупка, тошноту и головокружение. Температура в норме, кардиограмма без пробелов, в процессе однократная рвота. Предлагаю инфекцию – требуют кардиолога среди ночи.
Но-шпа, метоклопрамид, везу действовать на нервы дежурному педиатру в обл. центре. Действую. Пишет в итоге, что сердечных патологий у чада нет.
Злорадно хочу оттащить их в инфекцию на край Калуги и там оставить. Мама пишет отказ от инфекции – “это мы и дома полечим”. Не дожидаюсь конца диалога с педиатром, тихо покидаю приёмник.
…
Еду таки на Синего Змеелова.
А там и запой, и черви, и лягушки, и бомба в пакете, и змеи ползут, и мухи невидимые, и люди воображаемые периодически по квартире шастают.
Но мирная. Мирная – болтает много, червей с себя и предметов стряхивает, но драться не лезет.
У нас раньше полиция охотно таких сопровождали. Ну как сказать “охотно” – приказ от МВД был, “оказывать содействие” и всё такое. Раньше у нас весь состав был чисто женский.
Потом две фельдшерицы разом в декрет ушли, два “мальчика” появилось. “Мальчиков” полиция сопровождать перестали и теперь от оставшихся “девочек” того же ждут.
В обл. центре с психозами проще: там псих. бригада – отдельный функциональный элемент. В посёлке же ты и психиатр, и реанимация, и педиатрия.
Но мне в этот раз повезло: Змеелов субтильная и больше занята своими галлюцинациями, чем жаждой смертоубийства.
Вот у сменщика-мальчика на днях поострее было: обдолбанный голый наркоман по руинам бегал и камнями в него и полицейского кидался. Фельдшеру колено сильно камнем ушиб.
Мне только ножик из руки вич-инфицированного самоубийцы как-то забрать предлагали. Кухонный, окровавленный. И пузырьком “глюкозы” со штатива в голову бросить пытался один… Не попал. Везучая, тьфу-тьфу-тьфу. Разве что глюкозу отмывала с пола процедурного кабинета и материлась, расклеивая сахарные пальцы в перчатке.
– Собирайтесь, поехали.
Собирается: полотенце, трусов две штуки, сыр, сметана, бананы…
Едем: щебечет, щебечет, щебечет…
Оттачиваю индуцирование. Показываю на свободное место в салоне, спрашиваю у свободного места:
– Маш, как дела?
Змеелов дёргается, смотрит туда же. Я болтаю с воображаемой Машей. Диалог.
– Ты с кем там разговариваешь? – интересуется Змеелов.
– С Маней, – и продолжаю болтать.
– А я?
– А что ты?
– Познакомь нас.
Знакомлю. Отдаю Машу на словесное растерзание Змеелову. Пущай девки поболтают. Дорога дальняя, а уши мои не казённые.
…Разбуженный красноглазый состав дур-больницы в госпитализации отказывает. Не смотря на змей и Машу.
Мол, зачем привезла, ширнула б ей феназепаму и пусть бы дома проспалась. Суют на обратную дорогу две таблетки узбакоительно-рецептурных – дать выпить по приезду.
По приезду честно пытаюсь всучить выданное.
– У меня от таблеток печёнка болит! – заявляет Змеелов и уходит во тьму.
Ладно, положу в укладку, может для кого ещё сгодятся.
Три часа ночи. Падаю спать до утра.
…
Два года назад. 28 апреля, смена. Никто не поздравляет, друг друга вяло и формально.
Аккурат в полночь: приехали в обл. центр, в детскую, выкатываю носилки с девочкой-подростком скрюченной. Острый живот хирургам на растерзание.
Из приёмника скорая обл. центра выходит, фершалка замученная. Ухватила за свободный конец каталки, я за другой держусь. Вдвоём мою больную в приёмник закатываю. Ору через пациента:
– С праздником, коллега!
Фершалка мне с обратного края в ответ орёт:
– И тебя! С Днём сотрудника Скорой Помощи!
И подросток с животом с каталки щебечет нам обоим – тихо-тихо так:
– Ой, у вас праздник? Поздравляю тогда.
…
В общем-то просто памятный день для тех, кто в теме (ассоциация с БДСМ нездоровая).
Потому что 28 апреля 1898 года, ровно 119 лет назад, появились первые бригады “скорой помощи” (и далее по тексту).
С праздником, коллеги, работающие и когда-то работавшие, и только собирающиеся работать на “скорой”.
С праздником, о котором мало кто знает. С которым вряд ли поздравит кто-то, кроме своих.
С праздником, и пусть дороги ваши будут ровными, будни безопасными, вызовы обоснованными, а пациенты благодарными.

Автор: фельдшер скорой помощи Cornix A. A.