Попалась тут на глаза следующая статейка “Психолог: почему с детьми у нас говорят, как с пустым местом”. Долго не могла понять, почему она так меня взбесила. Вроде бы я за уважение к личности и детей люблю… Наконец осенило!
Автор твердой рукой поставил медработников в один ряд с другим обслуживающим персоналом: продавцом и официантом. Для него нет разницы между медицинской помощью и бытовой услугой. Хотя нет, вру, есть. У врача можно повыпендриваться, «уважать себя заставить», страшным голосом произнеся: – Наташа, сейчас доктор все тебе объяснит, покажет инструменты, мы поговорим, ты успокоишься и, когда будешь готова, вытащим клеща.
По замыслу автора врач тут немедленно вспомнит, как ему следует работать, устыдится своего непрофессионализма и душевной черствости и как вариант начнет ползать перед ребенком на коленях, а в лучшем случае просто выбросится в окно, сообразив, что неспособен трудиться по молодежному. Так здорово! И клещ удален, и мамаша чувствует себя пламенным борцом за свободу личности. В реальности врач понимает, что с Наташей может быть еще не все потеряно, а маме уже точно можно достать клеща из уха через противоположное ухо, ничего не повредив. Автор статьи почему-то не пишет, как она уела продавца в обувном магазине. Или официанта с детским меню. Не сообщает, как четким и пламенным голосом произнесла: Наташа, сейчас тебе с поклоном сунут в нос меню, и официант будет смиренно три часа ждать, пока ты закажешь. Это было бы, конечно, тоже приятно, но опасно.
Хамло потому и хамло, что оно очень остро чувствует секретным внутренним радаром, кого можно оскорблять, а кого нельзя. Работник сферы обслуживания может отказать в обслуживании без объяснения причин, ну а врач – счастливое исключение. Не может. Допустим, он скажет: «мама Наташи, завали!» (не нужно учить меня делать мою работу). Или просто предложит маме самой морально подготовить своего собственного ребенка к удалению клеща. Мама, естественно, в порыве праведного негодования свалит вместе с ребенком и прилагающимся к нему клещом, а врач огребет по полной за неоказание помощи. Пафос статьи понятен: хочу и рыбку съесть, и на теплоходе покататься. Уважайте меня за то, что я есть. Пусть я пустое место, но вы мысленно представьте, что я статуя Свободы. И давайте, задирайте головы!
Прекрасно, но автор забывает одно: если работник социальной сферы обращается к родителю, он тем самым проявляет уважение к семье. Признает право родителя воспитывать своего ребенка, быть с ним на одной волне. А сюсюкающий медбрат Бен, отвернувшись, сотрет с лица милую улыбку и позвонит в социальные службы, после чего мама будет долго и нудно объяснять, отчего у ребенка разбита губа. Любишь, чтобы перед твоим ребенком лебезили – люби и ювенальную юстицию. И наконец: дети, если их голова еще не полностью развалена воспитанием матери с психологическим образованием, обладают недюжинным здравым смыслом. Они скорее тянутся к мрачному и злобному доктору, чем к умильно-сладкому. Логика простая тут: «чего это он мне голову морочит? Какая ему разница, как меня зовут? Сделал дело и отвалил, а он тут разводит! Отвлекает, гад! Усыпляет бдительность! Ну все, мне конец!»
Помню свои детские годы: мои родители знали, что их ребенок – это их проблема. Если в ребенке сломалось то, что они не могут починить самостоятельно, они идут к специалисту, и просят устранить неполадки. Приносят устройство в подготовленном для ремонта состоянии. Все. По крайней мере я точно знала: если вдруг начну выделываться, то дома мне такое устроят, что «кровь из пальца» покажется нежным поцелуем. Гарантирую, моя личность от этого не пострадала. Изредка такое отношение встречается и сейчас. И да, мы хвалим таких детей, и говорим с ними… хотела написать, как со взрослыми, но вспомнила, как разговариваем с пьяным быдлом. Короче, хорошо говорим. Дарим что-нибудь. Когда мама говорит, что отведет обратно в школу, возражаем. (зря, что ли, ребенку палец кололи?). И сочувствуем таким деткам – нелегко им будет в мире, где уважения требуют, а не заслуживают.
Немного не в тему, но хочется закончить оптимистично: несколько лет назад готовились оперировать пациентку. Операция срочная. Положили на операционный стол уже, подключили систему, и тут анестезиолога дернули в роддом. Мы приготовились к справедливому негодованию, а пациентка вдруг говорит: «конечно! роды главнее! делайте все, что нужно, а за меня не беспокойтесь, я подожду, сколько надо». Мы офигели. Немедленно выдернули ей из дому лучшего анестезиолога. Единственный вопрос, который она ему задала, был: «доктор, а с роженицей все в порядке?».
Или другой случай.
В приемный покой заходит, слегка сгибаясь, молодой человек. Вежливо здоровается, подает направление, садится ждать. С ночи болит живот, температура. Утром пошел в поликлинику, отсидел очередь, получил направление в стационар. Придя в стационар, тихо сидел и ждал, без всяких воплей «да я тут с восьми утра! Из кабинета в кабинет!». Когда врач до него дошел, вежливо поздоровался, улыбнулся, четко изложил симптомы, когда услышал, что у него аппендицит и надо оперировать, спокойно согласился. Умиление наше было не показное, а самое натуральное: «родной ты наш!». Конечно, мы для всех пациентов делаем все возможное, но тут постарались чуточку больше. В общем, уважение вызывают не капризы и барские замашки, а стойкость духа и достойное поведение.
Автор: врач, писатель Мария Воронова
