«Каждый министр здравоохранения России считал ведомственную медицину лакомым куском и стремился что-то от нее «отрезать», правительство пыталось ее и вовсе упразднить, но таким попыткам всегда противостояла какая-то влиятельная фигура», – так описывает постсоветскую историю ведомственного здравоохранения бывший начальник медслужбы одной из отечественных силовых структур.
Кремлевские больницы, военные госпитали, клиники крупных заводов и фабрик были одновременно визитной карточкой всего советского здравоохранения и предметом чьей-то личной чиновничьей гордости. Средств на удовлетворение этих амбиций распорядители бюджетов не жалели – к закату СССР обособленные медицинские службы обладали разветвленной инфраструктурой, дорогостоящим имуществом и уникальными компетенциями. Перестройка положила начало битве за богатое наследство, интересное как имевшим административный вес госструктурам, так и нарождающемуся предпринимательскому классу. В ходе затяжных боев какие-то ведомственные клиники сменили владельцев или профиль, какие-то были ликвидированы. И все же несколько государственных и отраслевых конгломераций сумели сохранить собственные системы здравоохранения. Vademecum попытался разобраться в феномене ведомственной медицины, оценить ее актуальное состояние и разглядеть перспективу.
Кремлевская особая
Эталоном ведомственной медицины в Советском Союзе считалась «Кремлевка», или Четвертое главное управление при Минздраве СССР – комплекс поликлиник, больниц, санаториев, домов отдыха, где лечились члены ЦК КПСС, видные деятели правительства, науки и культуры. Расцвет спецмедицины пришелся на годы правления Леонида Брежнева, который в конце 60-х назначил главой «Кремлевки» молодого перспективного кардиолога Евгения Чазова. «Надо создать показательную систему, привлечь лучшие силы, взять на вооружение все лучшее, что есть в мировой медицине», – так Чазов пересказывал в своей книге «Здоровье и власть» данное ему генсеком напутствие. Для создания концепции кремлевской медицины Чазов использовал американский опыт медицинского обслуживания финансовой и политической элиты страны. Предложенная им система держалась на трех «китах» – взаимодействии семейных врачей и высококвалифицированных узких специалистов, регулярной подробной диспансеризации, институте восстановительной терапии и реабилитации.
Кремлевское здравоохранение функционировало эффективно и с низкой летальностью, что, с учетом возраста и физического состояния большинства представителей советской элиты, было уникальным достижением. «Нам удавалось восстанавливать работоспособность даже после тяжелых заболеваний. А.Н. Косыгин много и активно работал после перенесенного кровоизлияния в мозг. Ф.Д. Кулаков и Д.Ф. Устинов перенесли операции по поводу рака, однако после них длительное время активно работали и умерли от других болезней. Известный конструктор ракетной техники М.К. Янгель создавал новые образцы техники, перенеся пять инфарктов миокарда», – писал в своих мемуарах Чазов. В «Кремлевке» лечились не только советские политические деятели, но и руководители других иностранных государств, правительств, в первую очередь лидеры коммунистических партий. Пациентами «Кремлевки» были, например, президент Египта Абдель Насер, руководитель ГДР Вальтер Ульбрихт и другие. «Приезжало много гостей из развивающихся стран, – вспоминал Чазов. – В иные годы их число достигало нескольких тысяч. Это было большим испытанием для 4-го управления, учитывая, что приезжали многие руководители, обращавшиеся до этого в лучшие медицинские учреждения Запада».
Гости оставались довольны «Кремлевкой» – уровень медобслуживания там был вполне сопоставим с европейским. На оснащение клиник и закупки новейшего импортного оборудования выделялись значительные средства. Работавший в «Кремлевке» известный пульмонолог Михаил Перельман писал в своих мемуарах, что именно в ЦКБ Четвертого управления в 1978 году начал функционировать первый в стране компьютерный томограф. В 80-е «Кремлевка» активно сотрудничала с немецкой компанией Fresenius – в Кунцевской больнице для лечения председателя КГБ СССР, а потом и генсека Юрия Андропова был специально оборудован отсек, в котором размещалась установка для гемодиализа.
Уже в 70–80-е годы в Четвертом главном управлении вовсю использовался принцип второго мнения, проводились консилиумы с европейскими врачами. Михаил Перельман вспоминал, как для лечения писателя Константина Симонова в конце 70-х в «Кремлевку» пригласили немецких консультантов. Те привезли с собой аппарат для искусственной вентиляции легких и коробку с лекарствами и были удивлены, что приборы им не понадобились, а больница оснащена не хуже тех, где практикуют они. «После осмотра пациента германский профессор высказал общее мнение консультантов о полном согласии с диагнозом и проводимым лечением», – пишет Перельман.
Преференции, получаемые «Кремлевкой», работали еще и потому, что глава Четвертого управления никак не зависел от министра здравоохранения, подчинялся напрямую генеральному секретарю ЦК КПСС и отчитывался, в том числе по финансовой части, только перед ним. «Я понимал, что положение министра не выше (если не ниже) положения руководителя медицинской службы [Четвертого управления. – Vademecum]», – объяснял в мемуарах Чазов свою реакцию на сделанное ему в конце 80-х предложение занять пост министра здравоохранения СССР.
Медицинские службы других ведомств и предприятий в СССР, конечно, не могли конкурировать по объемам финансирования и уровню оснащения с «Кремлевкой», но во многом пытались следовать ее примеру: как минимум два из трех чазовских «китов» – диспансеризация и реабилитация – взращивались в отраслевой медицине почти повсеместно. Из доступных архивных материалов следует: в 80-е годы общая мощность крупных отраслевых медслужб могла достигать нескольких тысяч учреждений.
Свои ведомственные клиники были у всех силовых структур, крупных промышленных предприятий, Академии наук СССР, многих министерств и всесоюзных общественных организаций. В некоторых случаях спецклиники подчинялись Минздраву, но в основном существовали на балансе головных структур и вели обособленную от прочего здравоохранения административную деятельность. Помимо «Кремлевки» эталонной признавалась транспортная медицина, имевшая свою разветвленную сеть медучреждений разного профиля. «На железной дороге была создана вертикально интегрированная система здравоохранения, которая начиналась с фельдшерского пункта в депо, а дальше, в зависимости от населенного пункта, следовала, по иерархии, станционная, узловая, отделенческая или дорожная больница и, наконец, центральная клиническая больница в Москве, где лечили самые сложные случаи», – рассказывает директор Административного департамента Министерства транспорта России Константин Пашков.
Вплавь состав
В похожей матрице существовала и морская медицина. По словам доцента кафедры физической культуры Государственного университета морского и речного флота им. С.О. Макарова Сергея Желиховского, в структуре Минздрава СССР работала система водздравотделов, представленная в каждом регионе страны сетью линейных лечебно-профилактических и медико-санитарных частей. В каждом округе работали свои центральные бассейновые больницы, а при них – судовые отделы, в чьи функции входило медицинское обслуживание плавсостава.
Приходить в упадок ведомственная медицина начала накануне гибели СССР. Одной из первых пострадала легендарная – «Кремлевка» – пришедший к власти Михаил Горбачев настаивал на передаче клиник Четвертого главного управления в общую государственную систему здравоохранения. «Несколько раз Горбачев звонил мне по поводу ликвидации 4-го управления… Мне до боли в сердце было тяжело представлять, как рухнет лучшая в мире система оказания медицинской помощи, становлению которой было отдано двадцать лет жизни. Горбачев не воспринимал моих доводов, повторяя избитые фразы, что демократия несовместима с привилегиями», – сокрушался Евгений Чазов. Как свидетельствовал академик в мемуарах, при Горбачеве из структуры Четвертого главного управления Минздрава СССР была выведена больница на Мичуринском проспекте, а также большинство санаториев. С приходом к власти Бориса Ельцина медицинский комплекс на Мичуринском и часть санаторно-курортных организаций, в том числе на Северном Кавказе, были возвращены «Кремлевке», но прежняя эффективная модель оказания медицинской помощи и инфраструктура восстановлению уже не подлежали, – констатировал Чазов.
Правительство «младореформаторов» принять решение о судьбе ведомственной медицины не удосужилось, и, как свидетельствуют опрошенные Vademecum очевидцы событий, на фоне дефицита бюджетных средств и общей экономической нестабильности многие ведомственные клиники медленно погибали. Самые бойкие пытались, отказавшись от прежнего формата «для своих», найти источники заработка на диком свободном рынке. «Многие военные госпитали и поликлиники оказывали тогда платные услуги, доля которых в их совокупном доходе доходила до 80%. Даже сами военные и их семьи не могли попасть в эти клиники – такие тогда там были очереди», – вспоминает собеседник Vademecum в медицинской службе одного из силовых ведомств. Разрушалась и вертикаль управления ведомственным здравоохранением. «В начале 90-х были ликвидированы водздравотделы в головном Минздраве и регионах, а вместе с ними – система контроля и управления морской медициной. Позже центральные бассейновые больницы были реорганизованы в окружные медицинские центры, то есть учреждения общего профиля, которые обслуживали все население и уже не специализировались на наблюдении моряков», – рассказывает Сергей Желиховский.
Идея тотальной реформы ведомственной медицины созрела как государственное решение в конце 90-х. Премьер-министр Виктор Черномырдин 5 ноября 1997 года подписал постановление Правительства России №1387 «О мерах по стабилизации и развитию здравоохранения и медицинской науки в Российской Федерации». В этом документе ведомственная медицина упоминалась как отдельный сегмент здравоохранения, в отношении которого следует принять радикальные меры. В постановлении, например, говорилось, что ведомственные клиники необходимо включить в систему ОМС, а часть из них просто передать в собственность субъектов РФ или муниципальных образований. Предполагалось, что ведомственные клиники должны быть «интегрированы в общую систему здравоохранения на единой нормативно-правовой базе с учетом их отраслевых особенностей и местоположения».
Мотив реформы звучал убедительно – исключить дублирование работы лечебных учреждений государственного сектора. «Тогда уже повсеместно действовала система ОМС, и получалось, что, например, супруга военного могла лечиться в муниципальной поликлинике по полису ОМС и одновременно получать медуслуги в гарнизонной поликлинике. То есть государственные расходы на нее как на пациента дублировались. Проблему нужно было как-то решать», – рассказывает знакомый с деталями подготовки правительственного постановления собеседник Vademecum в Минфине. Все мероприятия по реорганизации клиник планировалось завершить к 1999 году. С этого момента, по словам участников событий, и началась битва за обособленные медицинские активы: по одну сторону баррикад стояли Минфин, Минздрав и заинтересованные правительственные структуры, по другую – руководители ведомств и организаций, обслуживаемых собственными медучреждениями.
Силовые постановки
Наиболее активно реформе противились силовые структуры. Как утверждают опрошенные Vademecum сотрудники Минобороны и ФСБ, против ликвидации ведомственных клиник лично выступали, например, тогдашние глава ФСБ Николай Патрушев и министр обороны Сергей Иванов. Помимо административного ресурса в руках силовиков был серьезный нормативный козырь. «В 1998 году был принят федеральный закон №76 «О статусе военнослужащих», где были четко отражены нормы оказания медицинской помощи военным. Там говорилось, например, что право на получение медицинской помощи в военно-медицинских организациях, на санаторно-курортное лечение имеют не только действующие военнослужащие, но и уволенные с военной службы, а также члены их семей. Лишив армию медицинской инфраструктуры, мы бы просто нарушили этот закон», – объясняет представитель Минобороны. Силовым ведомствам удалось в то время сохранить не только сами клиники, но и их особый закрытый статус.
«В течение нескольких лет, в начале 2000-х, мы принимали пациентов по ОМС, но очень скоро отказались от этой практики, так как поняли, что это противоречит специфике на-шей деятельности, одним из главных условий которой является секретность. И нам удалось убедить в этом всех, включая Минздрав», – говорит представитель медслужбы другого ведомства.
По словам собеседников Vademecum, медицина силовиков по сей день сохранилась как обособленная «экосистема», независимая от Минздрава и других профильных организаций. «Силовые ведомства хорошо взаимодействовали между собой. Например, бойца спецслужб при необходимости могли направить в госпиталь МВД и наоборот, а руководство потом разбиралось со взаимозачетами. Одно время даже действовал Межведомственный координационный совет по вопросам оказания медицинской помощи служащим. В целом интегративные механизмы показали тогда свою высокую эффективность», – рассказывает один из собеседников Vademecum.
Тем не менее в середине 2000-х годов медицинскую инфраструктуру силовых ведомств тоже накрыло волной оптимизации, правда, этот передел был спровоцирован исключительно внутриведомственными обстоятельствами. Масштабную реформу медицинской службы Минобороны инициировал в 2010-2011 годах министр Анатолий Сердюков. Как показывает анализ информации о дочерних структурах министерства в базе «СПАРК-Интерфакс», в этот период было реорганизовано более 200 при- надлежащих Минобороны юридических лиц, управляющих клиниками, госпиталями и больницами. Из них 12 были ликвидированы, остальные – присоединены к 14 флагманским профильным учреждениям, в том числе к 3-му ЦВКГ им. А.А. Вишневского, ГВКГ им. Н.Н. Бурденко и крупным региональным госпиталям (подробнее – в инфографике «Дан приказ ему»). «Первоначальные планы были еще масштабнее. К примеру, планировалось перенести под Сестрорецк комплекс учреждений Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова, но руководство ВМА и многие общественные организации резко этому воспротивились», – рассказывает собеседник Vademecum в Минобороны. Когда в 2012 году начальники ряда ключевых подразделений министерства вместе с главой ведомства лишились своих должностей, а некоторые пошли под суд и министром обороны стал Сергей Шойгу, члены Комиссии по национальной безопасности Общественной палаты России обратились к нему с просьбой срочно остановить оптимизацию. «После так называемого реформирования военной медицины «по Сeрдюкoву» военные госпитали, поликлиники отсутствуют в 47 субъектах Российской Федерации, где проходят службу 43 тысячи военных и проживает бoлee 350 тысяч военных пенсионеров. По сути, бойцы-срочники и oфицeры вместе с ветеранами, вопреки нашему законодательству, лишены права нa бeсплaтнoe медобеспечение», – говорил тогда председатель комиссии ОП Александр Каньшин. Новый министр на обращение отреагировал. По данным СПАРК-Интерфакс, уже в 2014 году из состава «укрупненных» госпиталей было выделено как минимум четыре самостоятельные профильные организации – 145-й военный госпиталь в Хабаровском крае, 1477-й военно-морской клинический госпиталь в Приморском крае, 412-й военный госпиталь в Северной Осетии и 143-й военный госпиталь в Челябинской области. Переезд ВМА им. С.М. Кирова Шойгу тоже отменил.
Оптимизация коснулась и медицинской службы МВД, но, как говорится в материалах ведомства, реорганизация проходила в 2004 году одновременно с масштабной структурной реформой всего ведомства и была направлена исключительно на повышение эффективности работы всех подразделений министерства. Тогда медслужба вошла в Департамент тыла МВД, где было создано Управление медико-социальной защиты, которое в свою очередь консолидировало юридически разрозненные медицинские учреждения в 84 медико-санитарные части. А после упразднения в 2016 году ФСКН Управлению медико-социальной защиты МВД была пере-дана часть учреждений службы, в том числе Центральная поликлиника ФСКН, которая была переименована в Центральную поликлинику №3 МВД России.
От мала до ликвида
Если силовики так или иначе сумели отстоять свою медицинскую инфраструктуру, то большинство организаций, некогда имевших собственную службу здравоохранения, этих активов лишились. Воля правительства Черномырдина, пусть с пятнадцатилетним опозданием, но все же была исполнена.
Конечно, не обошлось без скандалов – большой шум, например, вызвала оптимизация медицинских учреждений Российской академии наук. По словам председателя профсоюза работников РАН Виктора Калинушкина, до 2013 года в ведении РАН находилось 15 профильных объектов, включая поликлиники и больницы в Москве, Московской области, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Казани и других городах. В клиниках бесплатно лечились все сотрудники РАН, от младших научных сотрудников до академиков.
«В 2013-2014 годах совпали два процесса: вся медицина переходила на одноканальное финансирование, а имущество РАН было передано в Федеральное агентство научных организаций [ФАНО. – Vademecum]. В результате этих реформ клиники академии начали работать в системе ОМС, а большинство сотрудников оказались лишены привилегий. Только академикам и членам-корреспондентам было предоставлено право получать медицинскую помощь в клиниках Управделами президента», – рассказывает Калинушкин. В 2015 году профсоюз РАН обращался к руководителю ФАНО Михаилу Котюкову (соответствующее письмо есть в распоряжении Vademecum) с просьбой поспособствовать сохранению ведомственной медицины РАН и найти средства на оказание ее сотрудникам медуслуг уже в поли- клиниках ФАНО, но действенного отклика петиция тогда не получила.
Административная реформа отправила в небытие транспортную медицину. Сначала собственной службы лишилось Министерство путей сообщения – в начале 2000-х на руинах МПС возникло ОАО «РЖД», которое распорядилось медицинскими активами предшественника по своему усмотрению. Клиники РЖД почти сразу после реорганизации начали выходить на открытый рынок – работать в системе ОМС и оказывать платные услуги (подробнее – в материале «К 2020 году мы должны полностью отказаться от сметного финансирования» на стр. 39). Следующим оптимизационным шагом стала ликвидация подведомственных Минздраву водзравотделов. По словам Сергея Желиховского, в 2009 году Минздравсоцразвития переименовало центральные бассейновые больницы в окружные медицинские центры, а в 2010 году передало их в ведение ФМБА (подробнее – в инфографике «Развели пожиже»). «В то время перед Минздравом стояло множество других задач и вопросам морской медицины практически не уделялось внимания», – сетует Желиховский. Сокращения прошли и в авиационной медицине, от которой осталось единственное профильное учреждение – Центральная клиническая больница гражданской авиации.
Та же участь могла постигнуть и медучреждения Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН). Как следует из материалов «Тюремного портала России», в 2010 году Минздрав разрабатывал идею переподчинить себе всю медицинскую инфраструктуру ФСИН. Для изучения возможностей и последствий такой оптимизации была созвана специальная рабочая группа, в которую вошли представители Минюста, Минздрава, ФСИН, офиса Уполномоченного по правам человека, но идея так и не была реализована. «Да, многие правозащитники обращались ко мне с предложением о том, чтобы тюремную медицину передать в ведение Минздрава. Но это не сделаешь одним росчерком пера: подписал документы – и тюремная медицина перешла в Минздрав.
Возникнет много проблем, которые последуют за подобным решением. Например, одно дело – медицина в Москве и совсем другое дело – в Красноярске, где наши учреждения находятся на расстоянии 700 километров от областного центра. Там в тайге располагаются две наши колонии и поселок. И в этом поселке нет ничего, кроме руководителя администрации с печатью», – говорил в 2010 году в интервью «Российской газете» тогдашний глава ФСИН Александр Реймер.
Часть ведомственных медицинских активов перешла под начало региональных администраций. «У нас не осталось практически ни одной ведомственной клиники, – рассказывает Айрат Фаррахов, возглавлявший в 2007–2013 годах Минздрав Республики Татарстан, – мы перевели действующие на нашей территории медучреждения в собственность республики и попытались добиться их максимальной эффективности. Так что и сами ведомства понимали: ту же услугу легче купить за те же деньги в действующих учреждениях, чем содержать свои».
Естественно, смена учредителей не всегда проходила гладко. Передача Научно-клинического центра охраны здоровья шахте-ров из ведения Минэнерго Департаменту здравоохранения Кемеровской области в 2015 году вызвала вопросы у активистов Общероссийского народного фронта. Но скандала и остановки передачи не вышло, и сейчас клиника подчиняется кемеровской администрации.
Очередной этап ликвидации обособленной системы здравоохранения в стране был стимулирован поручением Владимира Путина, который в начале 2014 года распорядился «представить предложения по оптимизации сети и коечного фонда медицинских организаций, подведомственных федеральным органам исполнительной власти, в первую очередь федеральным органам исполнительной власти, руководство деятельностью которых осуществляет Президент Российской Федерации». «После этого началось еще более интенсивное сокращение коечного фонда и финансирования», – говорит собеседник Vademecum в одной из ведомственных клиник. Отстоять прежние позиции удалось как раз Управлению делами президента. В 2015 году Владимир Путин подписал указ №136 «О некоторых вопросах Управления делами Президента Российской Федерации», в котором, в частности, подтверждалось, что медслужба УДП оказывает помощь за счет бюджетных ассигнований.
В последние два года в борьбе с ведомственной медициной особенно активизировался Минфин. «Мы против любых форм ведомственной медицины», – заявил в 2015 году в интервью ТАСС Айрат Фаррахов, ставший к тому времени замминистра финансов страны. В 2016 году в полемику вступил глава ведомства Антон Силуанов, озвучивший идею включить в систему ОМС даже неприкосновенных силовиков. Так стоит ли ведомственной медицине опасаться новой волны оптимизации?
Бес опасности и компромисса
Годы борьбы за активы альтернативной системы здравоохранения разделили интересантов на два лагеря. Сторонники сохранения ведомственной медицины убеждены, что она, в отличие от традиционной, глубоко погружена во все нюансы отрасли, с которой работает, а значит, способствует обеспечению безопасности – на транспорте, производстве, в армии и других стратегически важных секторах народного хозяйства. «Я считаю, это стратегическая ошибка, что мы теряем ведомственную медицину. Да, сейчас она выглядит как лакомый кусок. Но представьте, что машинист пойдет на осмотр не в ведомственную, а в обычную поликлинику, пройдет осмотр формально, и что мы получим? Крушение поезда! Машиниста посадят в тюрьму, а ведь проблема не в нем, а в том, что его осмотрели не так, как нужно», – не скрывает эмоций Константин Пашков из Минтранса. На это противники развития ведомственной медицины приводят свой не менее весомый аргумент: в условиях дефицита бюджета и повсеместной оптимизации государство такую нагрузку, как ведомственная медицина, явно не потянет.
«Сохранять ведомственную медицину в этих условиях – контрпродуктивно! У нас есть закон об ОМС, но при этом большое число людей, по закону относящихся к категории застрахованных, имеет право посещать ведомственные клиники. Это нонсенс и неэффективное использование бюджетных ресурсов», – говорит Айрат Фаррахов, сейчас уже член Комитета Госдумы по бюджету и налогам.
Впрочем, некогда непримиримые оппоненты готовы к компромиссам в форме совершенствования тематической нормативной базы и разработки «интегративных механизмов». На прошедших в апреле парламентских слушаниях, посвященных проблемам транспортной медицины, представители заинтересованных структур не стали обсуждать возрождение прежней инфраструктуры, а попытались сформулировать жизненно важные для отрасли законодательные положения. Представители ФМБА, например, настаивали на внесении в Кодекс торгового мореплавания изменений, закрепляющих требования к состоянию здоровья лиц, допускаемых к работе на судне, и медицинскому обслуживанию экипажа на борту. Главврач ЦКБ гражданской авиации Наталья Забродина предложила наделить ее клинику полномочиями центральной отраслевой специализированной медицинской организации. Представители ПАО «Аэрофлот» рекомендовали коллегам разработать положения о врачебно-летной экспертизе и внести изменения в Федеральные авиационные правила. «Возродить прежнюю ведомственную инфраструктуру не получится, но облегчить существующим учреждениям жизнь с точки зрения нормативной базы и доступа к федеральным деньгам вполне возможно», – считает Константин Пашков.
Путь компромисса – не возрождение прежней матрицы ведомственной медицины, но ее актуализация. «В отдельных случаях инфраструктуру ведомственной медицины можно адаптировать под нужды региона, – утверждает Айрат Фаррахов. – Есть в Татарстане город нефтяников Альметьевск, там работала великолепная медико-санитарная часть. Мы ее сделали центром ВМП, но не за счет государства, а за счет самих нефтяников. Мы отдали им весь госзаказ на ВМП, при этом сами не потратили ни копейки на ее развитие. Сейчас в этой медсанчасти сконцентрированы высококлассные специалисты, мощная санаторная база, и она в своем регионе – одна из ведущих. То есть мы сохранили клинику, но она стала открытой и закрывает нужды всего региона».
Парламентская полемика помогает ответить на вопрос, как следует модернизировать сохранившиеся мощности ведомственной медицины, но не отменяет необходимости тщательной экономической оценки этих активов. До сих пор подобную задачу ни одно заинтересованное ведомство или экспертное сообщество не решало. Минздрав, например, тематический запрос Vademecum оставил без ответа. В следующих публикациях нынешнего «Дела номера» мы попытались хотя бы в первом приближении проанализировать экономику клиник и больниц ведущих федеральных ведомств.
Авторы: Ольга Гончарова, Сергей Соболев, Vademecum
Как сообщалось ранее, ряд силовых ведомств не раскрывают списки своих сотрудников в рамках формирования списков работающего и неработающего населения для системы обязательного медицинского страхования, в том числе и для того, чтобы обеспечить их «двойной» медицинской помощью — по гражданской и военной линиям. Подробнее читайте: «И рыбку съесть, и на ОМС присесть».
