Патологоанатомы занимаются не только вскрытием трупов. Основная часть их работы – это изучение тканей после операций и после биопсии живых пациентов, передаёт L!FE.
Согласно докладу Российского общества патологоанатомов за 2017 год, “в целом по стране не хватает 2487 специалистов врачей-патологоанатомов и 4461 специалиста фельдшера-лаборанта”. В целом по стране обеспеченность штатными должностями врачей-патологоанатомов составляет 55,7%.
Поэтому нехватка специалистов ведёт к переработке уже имеющихся патологоанатомов, что значительно ухудшает качество их работы. А это, в свою очередь, может привести к неверно поставленному диагнозу.
— Патологоанатомы работают даже не на 1,5, а на две и три ставки. Это очень большая перегруженность, что сказывается на качестве работы, — отметил президент Российского общества патологоанатомов Лев Кактурский. — При переработке специалисты могут ошибаться в диагнозах или некачественно их формулировать, некачественно оформлять документацию. Порой они даже пол пациента в протоколе неверно указывают.
Если патологоанатом слишком устал, пациентам приходится очень плохо. Жительнице Москвы Наталье Киселёвой поставили диагноз “рак” в 31 год. Её сразу же прооперировали, вырезанную опухоль отправили на гистологию (исследование под микроскопом).
— Опухоль отправили на гистологию в лабораторию, которая ничего не смогла понять, поэтому продолжили исследование в Онкологическом институте имени Герцена. Оттуда пришёл ответ: онкология подтвердилась, — рассказывала свою историю Наталья.
Дальнейшее лечение девушка решила проходить в Израиле.
— Посмотрев заключения российских врачей, израильские забили тревогу и сказали срочно прилетать, нужна расширенная резекция (вторая операция), лучевая терапия и химиотерапия, — рассказывала Наталья. — И всё это emergency! Мне запретили всё: любые физические нагрузки, сауну, массаж, алкоголь, стресс, пребывание на солнце. Можно только ходить. Плавать было тоже нельзя из-за свежего шва.
В Израиле пациентке снова сделали биопсию. И её результаты оказались отрицательными — никакого рака не было.
— Да, такое часто бывает в вашей стране, к сожалению. К нам на химиотерапию приезжала недавно женщина молодая, лет 35. У неё обнаружили рак молочной железы, отрезали правую грудь. Потом она приехала к нам в Израиль, мы обследовали её так же, как и вас, но у неё не было онкологии, это была ошибка врачей, — сказали в израильской клинике.
Если патологоанатома нет, то образцы тканей после операции вовсе не отправляют на анализ, и это тоже приводит к трагическим последствиям.
Как сообщалось, жителю Красноярска поставили страшнейший диагноз — “рак желчного пузыря IV степени с поражением ворот печени”. Ему провели операцию, после чего в желчные протоки поставили дренажи, чтобы желчь выводилась наружу в специальный закреплённый на теле приёмник. Мужчина попал в хоспис. Там ему, однако, стало лучше.
Случайно пациент узнал, что ему не сделали гистологию. Он обратился ещё в несколько больниц для обследования, потому что испытывал постоянную боль из-за дренажей. В результате через два года после операции врачебная комиссия в Красноярске сняла диагноз “рак”. Новый диагноз звучал так: “Рубцовый стеноз гепатикохоледоха”. То есть проблема была в самих желчных протоках, но никакой опухоли никогда не было. Суд назначил этому пациенту компенсацию в 500 тысяч рублей.
Конечно, может быть и наоборот, когда рак есть, а патологоанатом его не видит. Как рассказывал Лайф, по оценкам врачебных ассоциаций, 10–35% диагнозов в области онкологии врачи в России ставят неправильно. Случаи с раком — самые яркие примеры, но вообще патологоанатомы работают и с другими заболеваниями — например, туберкулёзом (когда исследуются ткани лёгких).
Оборудования тоже не хватает
Как следует из доклада, с оборудованием тоже беда: “В тяжёлом состоянии находится материально-техническая база патологоанатомической службы. Обеспеченность основным технологическим оборудованием в среднем по стране составляет 51%”.
Одна из причин недофинансирования в том, что даже чиновники не всегда понимают важность работы патологоанатомов.
— 80% нашей работы — это биопсийная диагностика, когда берутся кусочки от больных и на основании этого ставится диагноз, — сказал Лев Кактурский. — И к этому диагнозу подбирается нужное лечение — оперировать больного, облучать или нет. Это очень важная работа, но она недооценивается не только обществом, но и даже руководителями здравоохранения, которые смотрят на нас как на вскрывальщиков. Мы работаем для клиники, для живых! Сейчас у нас вскрытие на втором плане, а на первом плане — биопсийная диагностика. Для качественной работы необходимо современное высокотехнологичное оборудование.
“Силами патолого-анатомической службы страны в 2017 году выполнено 8,2 млн случаев прижизненных патолого-анатомических исследований биопсийного и операционного материала”, – сказано в докладе Российского общества патологоанатомов.
Почему не хватает патологоанатомов? Лев Кактурский говорит, что это очень тяжёлый, но не слишком хорошо оплачиваемый труд.
— Специфика работы патологоанатома очень сложная, она требует напряжения и привычки, туда не всякий пойдёт, — сказал он. — Вскрытие (хоть это занимает меньшую часть) — грязная, физически тяжёлая работа.
К тому же патологоанатом должен обладать “большим объёмом знаний” — нужно изучить и кардиологию, и пульмонологию, и онкологию.
— Раньше нам платили приличную надбавку за вредность — 25% от оклада, а сейчас эта надбавка составляет всего 2%, — сказал Лев Кактурский. — Считалось, что это доплата за опасность заражения трупным ядом. Когда вскрываешь труп, никогда не знаешь, чем болел человек. Может быть, у него был туберкулёз… Раньше люди шли в специальность из-за денег, а сейчас этого стимула нет.
Как сообщалось ранее, начальник КГБУЗ «Владивостокское патологоанатомическое бюро», заведующий кафедрой патологической анатомии и судебной медицины, кандидат медицинских наук Евгений Коцюрбий рассказал об особенностях своей работы. Подробнее читайте: «Я не знаю патологоанатомов с эмоциональным выгоранием: мы — всегда оптимисты».
